– Пей, – сказал Робин в ответ на ее взгляд, – тебе надо успокоиться.
Она не стала спорить, просто молча выпила отвар, который был довольно приятным на вкус. А вот нестерпимая горечь содержимого второй кружки оказалась ей совершенно незнакома, несмотря на все ее знания трав, и она вопросительно посмотрела на Робина.
– Если от насилия над тобой произошло зачатие, это лекарство избавит тебя от беременности.
Ее лицо вновь полыхнуло ярким румянцем стыда. Она поднесла к губам кружку и, посмотрев ему прямо в глаза жестко сузившимися глазами, так же жестко спросила:
– А если мы с тобой зачали дитя?
– Этот отвар оказывает нужное действие, когда выпит в течение суток, – ответил Робин, глядя на Марианну темными от боли глазами. – Если ты понесла от меня, с нашим ребенком ничего не случится. Он родится в положенный срок. Поэтому можешь смело пить.
Она слегка прищурилась и сказала то, что ударило его еще больнее:
– Сутки? В таком случае отвар не убьет семя Роджера Лончема.
Робин ничего не сказал Марианне в ответ. Он молча смотрел на нее, не узнавая любимую. Никогда прежде он не находил в ней подобную жесткость, граничившую с беспощадностью. Но по ее глазам, замершим в ожидании его ответа, он понял, что ее беспощадность направлена на нее саму. Она ничего не скрывала, не щадила себя, чтобы у него не осталось никаких заблуждений на ее счет.
– И все же выпей отвар. Возможно, все и так обойдется. Если нет, отцом твоего ребенка буду я, Мэриан, и никто другой.
Не отрывая от него взгляда, она стремительно выпила горький отвар, откинула голову на высокий край лохани и закрыла глаза. Робин молча омыл теплой водой ее лицо, потом покрытое синяками и ссадинами тело. Он долго разбирал ее волосы, так долго, словно они оставались по-прежнему длинными, а не были безжалостно срезаны над самым затылком. Он вынимал из них застрявшие соломинки, расчесывал гребнем, мыл, снова расчесывал, чувствуя, как Марианна наконец-то начинает потихоньку расслабляться.
Когда вода почти остыла, Робин помог Марианне подняться, закутал ее с головой в большое льняное полотенце, вытер досуха и облачил в длинную просторную сорочку, которая нашлась в сундуке с одеждой. Марианна беспрекословно подчинялась, и лишь когда его рука, слегка дрогнув, коснулась клейма, вспухшего рубцами над лопаткой, вздрогнула, как от удара кнута. Робин уложил ее в постель, и она уже не пыталась сопротивляться, когда его руки вновь прикасались к ней с прохладными примочками, протирали лечебной настойкой. Закончив, он укрыл ее мягким покрывалом, сел рядом и взял ее руку в свои ладони.