– Мэри, ласточка, волосы имеют обыкновение отрастать, – сказал Робин, стараясь не дать ей снова замкнуться в холодном отчуждении.
– Не имеет значения, – безразлично ответила Марианна, но ее пальцы утратили уверенность, стали все медленнее отделять стебель от стебля, пока не замерли в зеленом ворохе разнотравья.
– Скажи, ты что-нибудь знаешь о моем отце? – глухо спросила она, не поднимая глаз. – Кто-нибудь позаботился о его теле?
– Да, – ответил Робин и, нащупав среди трав ее тонкие пальцы, сжал их, передавая пожатием свое утешение. – Твой отец был достойно погребен в вашем родовом склепе.
Он не сказал ей, что сам уложил мертвое тело Гилберта Невилла в склеп и с помощью Вилла закрыл его тяжелой плитой.
– Спасибо, – сказала она так, словно благодарила Робина за то, о чем он умолчал, и решительно высвободила руку. – Мне не довелось увидеть его мертвым, поцеловать в последний раз его лоб, попросить у него прощения…
– Сейчас на небесах он слышит твои слова и чувствует твою любовь, – тихо сказал Робин.
– Или проклинает меня, – усмехнувшись, возразила Марианна.
– Нет, – твердо ответил Робин. – Твой отец очень любил тебя, Мэриан!
Она покивала головой, нашла его руку и благодарно сжала запястье Робина. Потом высоко вскинула голову, и Робин увидел ее точеное лицо, застывшее в холодной суровости. Такой же стальной холод был и в ее глазах – и так больших, а сейчас ставших огромными из-за слишком коротких волос, топорщившихся над высоким лбом Марианны, как свежая стерня.
Связав пучки разобранных трав, Марианна поднялась из-за стола и принялась развешивать их для сушки под потолок вдоль стен. Теперь Робин мог рассмотреть ее с головы до ног.
Она похудела, и в простом платье без рукавов и длиной до колен, перетянутом тонким поясом, это было особенно заметно. Шея, не скрытая прежней гривой волос, руки и ноги вызолотились под солнечными лучами. В жестах и движениях Марианны проявилась скользящая грация дикого зверя, но не кроткой изящной лани, а молодой поджарой волчицы. От ее прямой спины, тонких напряженных плеч, высоко вскинутой головы так и веяло волчьей настороженностью. Морриган!.. Но и такая она все равно была мила его сердцу!
Заметив, что Марианна пытается достать до крючка, чтобы повесить связку полыни, Робин подошел к ней и, обняв одной рукой за плечи, другой взял у нее полынь и повесил туда, куда она сама не смогла дотянуться.
Она не просто замерла под его рукой – ее плечи, а потом и вся она, закаменели.
– Пожалуйста, убери руку, – тихо, но очень отчетливо сказала Марианна, отделяя каждое слово.