Прервав высокие рассуждения, отец Тук вдруг запечалился.
– Если же говорить о тебе, то твоя красота могла бы стать залогом большого счастья для тебя, ибо ты стоишь того.
Рука Марианны ощутимо дрогнула в ладони священника.
– Могла бы? – разочарованно прошептала она. – Только могла бы?
– Видишь ли, тебе ведь пора выходить замуж, а ты до сих пор не сделала выбор. И я понимаю, почему ты медлишь, – вздохнул священник. – Ты ищешь мужчину, достойного тебя. И радость своей красоты ты могла бы познать, когда в твоем сердце проснется любовь. Тогда ты увидела бы собственное отражение в любимых глазах и оказалась в них краше, чем есть, во много крат. Твоя красота заставила бы гордиться твоего избранника тем, что ему ты отдала свое сердце. Твоя нежная душа стала бы садом покоя его мятежного духа. Твой разум стал бы верным советником его разума, твоя отвага умножила бы его бесстрашие, хотя последнее, наверное, излишне: более бесстрашным уже и быть нельзя!
– О ком вы сейчас говорили, отец Тук? – с удивлением спросила Марианна.
Ее возглас заставил священника очнуться, и его лицо выразило укор самому себе за невольную неосторожность.
– О том, кого ты могла бы однажды встретить и полюбить, но тебе надо смириться, дочь моя, и постараться занять себя обыденной жизнью. Ты знатная и богатая, тебе надлежит думать о преумножении своих владений ради наследников, которых ты должна родить. Тебе следует посмотреть на равных тебе мужчин спокойным разумом, а не горячим сердцем, выбрать того, кто станет заботливым мужем, хорошим отцом твоим детям, рачительным хозяином и надежным защитником ваших с ним земель.
Заметив, как Марианна недовольно поморщилась, отец Тук повысил голос:
– Именно так, дочь моя! Твое богатство и положение, которое ты занимаешь в знатном обществе, никогда не позволят тебе роскошь следовать зову сердца, а не рассудка. Прими это как данность и прояви смирение.
– А будь я простого звания и бедна? – быстро спросила Марианна.
– Бедная простолюдинка? – по губам священника пробежала неожиданно жестокая усмешка. – Не желай себе такой участи! Ты давно уже стала бы наложницей – не Лончема, нет! Гая Гисборна прежде всего. Или сгорела бы на костре по обвинению в колдовстве, на которое сейчас епископ Гесберт в силах лишь намекать.
– Но середины нет, отец Тук! Значит, нет и смысла в ваших рассуждениях о том, что наивысшее счастье – подчиняться совести и сердцу, а не условностям, коль скоро нет таких людей, для которых ваши слова могут воплотиться в жизнь!
– Ошибаешься, такие люди есть, – усмехнулся священник. – Их доля трудна, но в то же время отрадна. Они не опутаны цепями условностей, знают цену титулам и богатству, но придают им меньшее значение, предпочитая благородство души и сердечное тепло. Только оказаться среди них по силам не каждому. Слишком высокая плата, которая не для тебя!