Невольничий рынок в Александрии шумел, как пчелиный рой, работорговцы, рабы и покупатели заполнили центральную площадь города, превратив ее в место унижения человека до последнего скота, выставленного на продажу. Гаральд, Жак и Жульен вместе с лошадьми стояли, ожидая своего покупателя. Важный, толстый господин, в зеленом тюрбане с седой бородой, в сопровождении слуг, подошел к Гаральду и сказал, обращаясь к его продавцу, Хайдарджану:
– Здравствуй, дорогой Хайдарджан, какой товар можешь предложить мне сегодня?
– Здравствуй, дорогой Джафар! – ответил Хайдарждан. – Этот молодой человек, не простой галерный раб, он художник.
– Художник? – удивился Джафар. – он умеет рисовать? Это весьма кстати, мне нужно расписать узорами стену моего нового дома.
– Эй, ты! – обратился он к Гаральду. – Сумеешь разрисовать мой дом такими узорами, каких нет ни у кого в этом городе?
– Да, почтеннейший, – ответил Гаральд смиренно, поняв, что невольничий рынок не место для проявления гордости, ему было нестерпимо стоять так, на виду у толпы под палящим солнцем, он желал, чтобы все это поскорее закончилось, – сумею, но для этого мне нужно знать, какими узорами расписаны другие дома.
– Ты узнаешь это, – рассмеялся Джафар, – за этим дело не станет.
Он похлопал Гаральда по плечу, потрогал его мускулы, и сказал, обращаясь к продавцу:
– Пожалуй, я возьму этого раба, сколько ты за него просишь, уважаемый Хайдарджан?
– Он не продается один, вместе с ним идут эти два раба, – показал он на Жульена а Жака, – их лошади и оружие.
– Нет, нет, – возразил Джафар, – я покупаю только его.
– Джафар, дорогой, ты ведь знаешь меня не первый год, скажи, разве когда Хайдарджан обманывал тебя? Разве предлагал он тебе плохой товар? Один из этих рабов повар, другой конюх, они пригодятся тебе.
– Но мне не нужен ни конюх, ни повар, – возразил Джафар, – мне нужен только художник.
– Погоди, Джафар, дорогой, не торопись с выводами, – сказал Хайдарджан заговорщицким тоном, – я тебе сейчас что-то покажу, но поклянись, что ты никому не скажешь о том, что видел.
– Клянусь Аллахом, – ответил Джафар, – я еще никогда никому не давал повода усомниться в моей чести и порядочности.
– Тогда смотри! – он вынул из тюрбана свернутый портрет свой, нарисованный Гаральдом.
Джафар ахнул, рассматривая портрет:
– Клянусь Аллахом, ни один художник в этом городе не сможет нарисовать такое, ведь Коран запрещает изображать людей. Я знаю правоверных, которые, несмотря на запрет, заставляли художников рисовать портреты, но такого я еще ни у кого не видел.