Таня мальчишку подлечила, ребро треснувшее срослось у парня, боль ушла.
– А ты добрая, – сказал он Тане.
– Вот видишь, я же сказала тебе: поглядим – ведьма я или нет, – улыбнулась девушка.
– Если и ведьма, то хорошая.
– С нами пока поживешь, пока мамка твоя не вернется.
– А если она не вернется? – спросил мальчик.
Таня задумалась.
– Вернется, куда она денется, – печально ответила она. – А коли не вернется, будешь на службе у нас. А там и батька с войны придет.
– Не придет, – Володя понурил голову, – немцы сказали, что всех убьют. И папку моего уже, наверное, убили.
– Они брешут, – спокойно сказала Таня. – Брешут, ей-богу. Ты видал, как они нашу Ягарью Павловну испугались?
– Мне мамка про нее рассказывала, – сказал Вова, – называла ее злой бабой Ягой.
Таня рассмеялась.
– Ну, если Павловна – баба Яга, то я – кикимора болотная, – она скривила рожицу, отчего Володя рассмеялся. – Все у нас будет хорошо, – сказала она и обняла мальчишку. Но на душе ей было совсем не радостно. Возможно, она хотела, чтобы это ее сейчас также кто-то обнял, пообещав, что все будет хорошо.
Доносились до Ведьминой усадьбы иногда звуки страшные да вспышки огненные.
– Это наши их так? – спросила Маруся.
– Боюсь, что нет, – ответила Павловна, – это немцы по земле нашей бьют… Вперед продвигаются, нелюди ненасытные.
– Хоть от нас отстали.
– Нет, Маша, не отстали, – повернулась к девице Ягарья, – они только воздуха нашего нюхнули, но им этого мало. Не думай, что одним разом отвадили врага. Лети, Маруся, только почуешь неладное – лети, Богом молю, ласточка ты моя.
Недолго ждать пришлось. Трое из тех шестерых, что приходили три дня назад, пришли снова к усадьбе. Без командира своего.
Шура мимо пробегала с ведром воды. Опрокинула она его, когда увидела наставленных на нее три автомата.
– Тихо, – шепнул один из немцев. Больше по-русски он не говорил.
Испуганная Шура руки вверх подняла, а глаза отчаянно забегали: искала своих. Только не было никого рядом.
Немец махнул автоматом, указывая Шуре, куда ей идти. Девушка тихо зашагала в сторону леса, трое немцев шли за ней. Отойдя немного дальше усадьбы, зайдя за первые деревья на границе с лесом, немцы остановились.
– Zieh deine Kleider aus, – сказал один из них.
Шура, по чьим слезам текли слезы, закрутила головой, давая понять, что не знает немецкого языка и не поняла, что ей сказали. Другой солдат подошел к ней и рванул ее платье вниз, разорвав его. Девушка задрожала.
– Шура! – вскрикнула Никитична и выбежала на улицу из дома. – Ягарья! Шура у них в руках. Я знаю. Скорее!
Павловна, что была на огороде с другими женщинами, побежала к Вере Никитичне.