– Aber… (Но…) – возразил немец, а потом он взглянул на Ягарью. – Ja, hier ist wirklich nichts (Да, здесь действительно ничего нет), – сказал он и направился вместе со своим командиром к машине, где уже сидело двое солдат вермахта.
Не обмолвившись даже словом, немцы уехали обратно в Гобики, а тот, которого коснулась баба Феня, немного постанывал, держась за свою уже чернеющую руку.
– Пройдись по домам, – сказала Ягарья Никитичне, поглаживая по шее буренку, – скажи всем, пускай возвращаются к работе. Скоро придут холода. Надо заполнять погреба.
– Хорошо, Павловна, хорошо, – ответила Вера Никитична. – Лихо мы их, да?
– Четверо на нашем счету уж, – ответила Ягарья. – Поди больше, чем на жителях деревни.
– Четверо? Мы же троих похоронили?
– А ты разве не заметила, как тот, что первый в грузовик вернулся, руку свою чесал? Никак Филипповна приложилась. Не дожить погани до утра, ей-богу говорю, не дожить. Это ж только для нас баба Феня – старушка, божий одуванчик. А коли на фронт ее отправить… Эх, ей бы руку той гадюке пожать, что в Берлине сидит…
– Они ушли? – раздался голос Насти.
– Ох, девка, а ты как тут? – спросила Никитична и пошла звать остальных.
– Справилась? – спросила ее Ягарья.
– Справилась, – ответила Анастасия. – Никогда так тяжко мне не было, словно силы покинули меня на какое-то время.
– А ты думаешь, чего мы так долго Таньку-то выхаживали после целительства? – спросила Павловна. – Я вот за бабу Феню переживаю. Как бы она день этот пережила. Уж не те силы, чтобы такую порчу насылать.
– Порчу? – удивилась Настя.
– А ты иди к ней, справься о здоровье ее да разузнай, коли интересно. Хворь на фрица она наложила. Ибо незачем к бедным женщинам с оружием приходить да коровок у них отбирать, правда, Буреночка?
А баба Феня и вправду ослабла. Только помирать пока не надумала. Сказала, мало она врагов положила. Вот как земле родной поможет, отблагодарит ее за все, так и к Богу на покой, а пока, сказала, не последние гости это были.
Сказать надо, что на какое-то время гостей все же было не видать. То ли и впрямь они поверили, что нет на месте усадьбы никого и ничего, то ли побоялись, а может и дела им не было до Ягарьи. А тех солдат, что на Шурку позариться решили, не искал в Ведьминой усадьбе никто. Может, к дезертирам приписали, а может на счет партизан списали. Только вот партизан в лесах вокруг Гобиков пока не было – слишком силен был враг, выдавливал русских солдат, не давал им дома свои отстоять.
На следующее утро после посещения Ведьминой усадьбы почерневшее тело фрица вынесли из дома, чтобы похоронить. Местные жители, кому приходилось жить под гнетом недругов, увидев мертвое тело немца, стали перешептываться. Остались-то в селе только старики да женщины с детьми, вот и решили они, что это работа ведьм.