– С лета прошлого война идет у нас, – сказала бабам своим Филипповна, – а мы все не готовы к ней. Вон, поглядите на нее. Городская девица, папенькой любима была, побрякушками да шоколадами заморскими балованная, без шляпы и каблучков своих, поди, из дому не выходила никогда. А вона как сработала, девка. Не перевелся род наш ведьминский, не перевелась женщина на Руси настоящая. На таких бабах Россия-матушка держатся должна, пока мужик воюет.
– Эта пуля намного глубже вошла, – сказала Настя, скорее самой себе, чем тем, кто стоял вокруг нее.
– Печенку пробила, ага, печенку, – сказала Светка.
– Я-то вытащу железку, а вы потом залечить сможете? – посмотрела на нее Настя.
– Уж совместными усилиями да с Божьей помощью, – искренне ответила женщина, – поврачуем братика.
Настя поняла, что ножом наобум она только хуже сделает, поэтому сделала надрез, тем самым увеличив рану. Кровь уже напитала одеяло, на котором лежал боец. Два тонких и длинных пальчика с аккуратно подстриженными ногтями погрузились в человеческую плоть. Таню затошнило, но она сдержалась: знала, что нельзя сейчас давать слабину. Потом, может быть, будет время и порыгать, и порыдать от всего увиденного и пережитого. Но сейчас нельзя, нет, не сейчас.
– Ну давай, миленький, давай, – бормотала Настя. Волосы ее растрепались и свисали неухоженными локонами, ночная рубашка, на которую она наспех набрасывала пальто, была вся перепачкана в крови.
Неприятные ощущения такой неприятной теплоты пугали Настю, но пальцы продолжали искать. Она не была сильна в познаниях медицины, но понимала, что пробитая печень может быть смертельно-опасным ранением. Наконец что-то твердое попалось указательному пальцу. «Боже, как же глубоко», – подумала она и попыталась ухватить пулю.
Странно, но она даже не успела разглядеть лицо человека, что лежал перед ней. Широкая мужская спина, вся запачканная кровью, видимо, принадлежала мужчине, который немало работал в своей жизни. Немудрено: в партизаны шли местные жители Брянщины, а почти все они были простыми деревенскими рабочими мужиками. Когда наконец вторая рана была промыта теплой водой, затем самогоном, а Таня собралась ее зашивать, Настя обошла парня и присела около его лица. Надо сказать, вторую рану Татьяне зашить не удалось: все-таки плохо девке стало, ноги подкашивались.
– Давай, я закончу, – сказала Светлана и забрала у Тани иглу. – Обмой руки в тазу и иди на свежий воздух.
Пока Света зашивала, баба Феня мазала мазью собственного приготовления первую, уже зашитую рану, Настя смотрела на лицо парня: молодой, не старше годов двадцати пяти, светло-русые, давно не стриженые волосы и сильно заросшая рыжая щетина на лице, прямой нос и широкие скулы. Время шло, а она не могла оторвать от него глаз, пока, вдруг, он не раскрыл свои, ярко-голубые.