– Меня это все немного пугает, если говорить честно. Еще бабушка моя говорила, что в лесах Брянщины есть деревня, где одни ведьмы обитают. Говорила, что туда даже зверь не захаживает.
– А он и не захаживает, – снова улыбнулась девушка, – как и немец. А вот ты, видишь, зашел.
Настя с улыбкой посмотрела на Павла и вышла из комнаты, оставив его без ответов. Больше они к этому вопросу не возвращались, да и не надо было пока, а после случай не подвернулся.
Все чаще Настя бывала у Паши, который пошел на поправку. Но отпускать его, пока раны не затянутся, никто не собирался.
– Толку там от тебя дырявого мало будет, – сказала Ягарья. – До своих дойти не успеешь, как раны снова откроются. Печенке твоей время надобно, чтобы восстановиться. Глупо идти на верную гибель, а как вглубь леса от нас уйдешь, там тебя, если не немцы, то волки настигнут. От всех поди не отстреляешься, только стрельбой врагам место свое укажешь. Так что сиди, Павлуша, пока сидится.
– Вашего отца тоже Павлом звали? – спросил он.
– Какие мы наблюдательные! – рассмеялась Ягарья. – Звали, да не совсем Павлом. И это тебя, мальчик мой, ни коим образом не касается. Ты мне вот, что скажи, – сказала она полушепотом, чтобы за дверью слышно не было, – какие у тебя виды на нашу Настьку?
Тот замялся, начал глаза отводить, но ведьму опытную этим не обмануть.
– Нет, Павлуша, ты глазки-то не прячь. Говори, как есть. На дворе сорок второй год, война. Немцев на нашей земле нам еще долго терпеть, и с этим поделать мы ничего не можем. К тому же нельзя Насте с тобой быть, ты пойми.
– Отчего же? – наконец ответил Павел.
– Судьба у нас тут такая. Если выжить хотим, мужиков стороной обходить должны.
– Ну и обходите. Это ж я к вам пришел, а не она ко мне, – улыбнулся парень, – это ж я стороной вас не обошел. А обошел бы – где б я сейчас уже был? Давно б помер, и дай Бог, чтобы сам, а не снова фрицам бы попался.
– До лета пересидишь, а там пойдешь к своим.
Тут возражать Павел не стал. Рвался он в лес, к своим, рвался, чтобы немцев убивать, чтобы свои же железные дороги подрывать, когда по ним вражеские эшелоны идут.
– Вера Никитична, что с тобой? – спросила ее Таня за завтраком. – Весна наконец приходит, теплеет, вон и ласточки прилетели, правда, Марусь? – Таня улыбнулась девушке, а Маруся скромно отвела глаза, пряча радостную улыбку. – Отчего ж ты хмурая? Не ешь ничего…
– Вчера много крови пролилось, – ответила женщина. – Я прям вижу ее. Сон приснился мне сегодня, а в нем было много крови… Дети, женщины… старикам глаза вырезали, деткам животы вспарывали. Нелюди, мрази.