– Да никак, – сказала бабка. – Помирает.
Варвара присела подле хозяйки и погладила ее по голове, по ее мокрым светлым волосам, которые слиплись и спутались от пота. В другом конце комнаты висела пустая зыбка, на сей раз не понадобившись.
– Елена Ивановна… Что ж вы так, голубушка? – ласково сказала Варвара. – Выйдите все, – скомандовала она, – оставьте нас на какое-то время.
– А ежели… – сказала повитуха.
– Идите, – настаивала на своем та. – Ребеночка унесли?
– Унесли… синенький. Маленький такой. Видать, не доносила.
– Не доносила, ясное дело, – ответила Варвара. – Нам то с ней в один срок рожать-то надо было. Не доносила… Елена Ивановна… слышите меня?
Барыня в ответ только мычала, а Варвара продолжала гладить ее по голове, ожидая, пока все выйдут из комнаты и унесут с собой кровавое белье.
– Теперь слушайте меня, барыня. Я помогу. Будем молиться, чтобы не было поздно. Я помогу…
Она положила руку на живот молодой женщины, напоминавший кисель. Гладила, давила, что-то бормотала. Елена Ивановна в свою очередь тоже что-то пыталась сказать, но у нее от нехватки сил не особо-то это получалось. Бледные, обескровленные, потрескавшиеся губы с трудом шевелились, а мать Фенина то и дело водой их смачивала.
– Варвара, – прошептала больная спустя час.
– Да, барыня, – улыбнулась Варвара, держа больную женщину, свою барыню за руку.
– Ты хоть юбку пышную надеваешь, я же вижу… ты тоже понесла от него?
Варвара опустила голову.
– Да, барыня, – теперь уже невесело повторила она, опустив глаза.
– И Фекла твоя тоже ведь от Филиппа на свет родилась?
– К чему эти расспросы, Елена Ивановна? Вы уж простите меня, но вы тем только больнее себе делаете. И меня стыд берет, хотя и не по моей воле все это было…
– Чего уже мне больнее-то? Куда ж больнее, чем дитя свое хоронить? – сказала хозяйка, не отпуская руки Варвары. – Ты же сама знаешь, что Филипп Евстафьевич меня не любит. Ровно как, пожалуй, и тебя. Я такая же невольница у него, как и ты. Кириллу моему уж пятнадцать годков. Бывает, Филипп кричит на меня, бить кидается, а Кирилл сожмет кулаки и вот-вот, думаю, кинется на батька… За что ж такое нам с тобой, а, Варвара?
– Не знаю, Елена Ивановна, не знаю, – Варвара поглаживала руку барыни, в глаза которой, казалось, возвращалась жизнь. – Я-то ладно. Я родилась крепостной крестьянкой, ею и помру. А вот вы – дело другое. Жаль мне вас. Уж простите, что такое барыне говорю…
– Спасибо тебе, Варвара. Уж не знаю, как, но к жизни ты меня вернула. Я уж знала, что помираю. А теперь словно жизнь в меня воротилась.