Дети смеялись, дети любили Филипповну, а она любила их. Но уже месяц прошел, как земле сырой была она предана. Вместе с Васькой котом. Отпеты песнями бабскими. Оплаканы. Но не забыты.
Все в усадьбе видели, что Настя не просто ухаживает за раненым, что между ними происходит нечто большее, но никто не мог ее уличить в том. Война жизни отбирала, а им было даровано уединение от всех бед. Почти от всех.
Наступило лето. Фрицы снова позабыли, что в той стороне от них, где располагались дома, долгое время бывшие сокрытые от глаз людских, живут люди. В Гобики они вернули многих сельчан, заставляя жить их под своим руководством. В основном то были женщины, старики да дети. Что становилось с несогласными – знают все, о том повествовать – лишнее…
Мальчишки помогали управляться с хозяйством, женщины деревенские работали на огороде. Но у Ягарьи Павловны сердце сжималось все чаще и чаще.
Пришло время отпускать Павла.
– Поправился ты, Павлуша, – сказала ему Павловна, – не можно тебе далее у нас оставаться.
– Да знаю я, знаю, – покорно ответил парень.
– Ты по Насте не скучай. И к ней не возвращайся, коли Господь Бог убережет тебя дальше. Потому что, если вернешься, тогда уж точно быть беде. Слушай меня и не спорь. Я знаю, что говорю. Настя – девка сильная, воля у нее крепкая. Справится. Ну, поревет несколько ночей в подушку, а как без того? На то мы и бабы, нам реветь дозволено. Только Настя будет делать это в тайне ото всех. Если войну пройдешь и живым останешься, вспоминай ее. Вспоминай, но не ищи.
– Жестоко это и несправедливо, – сказала Паша.
Ягарья улыбнулась на один бок, опустила голову.
– А жизнь, Павлуша, вообще штука жестокая. И страшно несправедливая. Тем паче теперь, – сказала она.
– Ягарья Павловна. Тут такое дело… Иван…
– Знаю, – ответила женщина, – знаю. Он хочет идти с тобой. Он мне этого не говорил, оно и не требуется. Я и так это вижу. Тут даже не надо быть чародейкой или ведуньей какой… Он – мужчина. Это природное и естественное желание.
– Как мне быть с ним?
– Бери с собой, чего уж поделать, – сказала Ягарья. – Автомат товарища своего покойного ему передашь. Он не хочет говорить мне, боится. Пускай. Я не буду в обиде. Вот девки – да, те разобидятся, – Павловна рассмеялась. – Только скажи ему, пускай со своими попрощается… С сестренкой и братом маленьким. А как война закончится, пускай вертается к ним в дом родной.
– А он вернется? Вы можете это увидеть? – спросил Павел.
– Вернется, – по-доброму, с улыбкой ответила Павловна, – вернется.
Проводов никто не устраивал. Нельзя было. Дали кое-каких припасов, молитву, трав, да отпустили. Отпускали одного Павла, а Ваня незаметно, как он думал, другой стороной обошел, чтобы потом в лесу в условленном месте с Пашей встретиться. Но Ягарья знала. И не стала его останавливать. Пусть лучше так, чем на ее глазах в усадьбе сгинет. Не выживает мужик рядом с ведьмами… Никакой…