У меня натянутые отношения с водоёмами ещё с детства, но, даже будучи в слегка нетрезвом состоянии, не рискнул спорить с этим хмурым, депрессивным существом женского пола.
Интересно, что так опечалило эту бойкую, неунывающую девчонку? Угроза отчисления с сомнительного универа? Или есть что-то ещё?
Я несколько раз порывался заговорить с Венерой, но её кислая мина и крики буйных подростков, ненадолго стихающие после малоубедительных замечаний кондуктора, сбивали настрой. Захочет – сама расскажет.
Примерно через полчаса мы сидели на извилистых корнях огромного дерева, любуясь спокойной водной гладью озера, и беззвучно оценивая красоту вечернего неба.
– Так и знала, что не надо было связываться с этим мажором Козловым! – неожиданно нарушила молчание девчонка, бесцельно крутя в руках сухую ветку. – Знала же, что он племянник декана, и всё равно приняла заказ, надеясь на честность этого идиота.
– Что за заказ? В кафе? – в голове пронеслась именно такая ассоциация.
– Не, какое кафе. У нас элита по таким дешевым для них местам не ходит. Я иногда курсачи пишу за деньги. Но спрос так себе, поэтому и согласилась сделать работу за этого недоумка… А он меня кинул на часть оговорённой суммы. Пришлось самой забрать у него деньги… – Вдруг Венера, повысив голос, воскликнула. – Ааа, так ты же меня тогда прикрывал от него, помнишь? На стоянке?
– Смутно. И что, этот тип запугивает тебя отчислением?
– Ага. Сначала просто угрожал, а теперь клятвенно пообещал подключить дядю, чтобы я точно завалила сессию.
– И ты ему поверила? Бред. Если бы он мог как-то повлиять на этот вопрос, то тебя бы уже давно вытурили. Пустой треп, не более.
– Не знаю… Но, если меня отчислят, с ума сойду… – девчонка начала раздосадованно ломать ветку на маленькие кусочки и швырять их на траву возле себя. – Я перед смертью обещала бабушке, что никогда не сдамся и обязательно получу высшее образование. Не могу подвести её, понимаешь? Она была единственным близким мне человеком…
– А отец? – у меня как-то сам собой вырвался этот дурацкий вопрос. И очень скоро, я пожалел о том, что задал его.
– А что отец? – горько усмехнулась Венера, нервно теребя объёмную аппликацию на своей кофте. – Они с матерью категорически не хотели второго ребёнка и, если бы не командирские замашки и дотошный контроль за состоянием беременности со стороны бабушки, избавились бы от меня, как нефиг делать. А так – мать сразу же в роддоме накатала официальный отказ и, не жалея ни о чём, вернулась к своей алко-разгульной жизни в посёлке… Только благодаря бабушкиным связям и оперативности, я не попала в детдом. И имя это нелепое она мне дала. Как насмешка, ей богу… Хотя нет, большей насмешкой было пытаться разбудить родительские чувства в двоих безответственных, эгоистичных людях, первый раз притащив меня знакомиться с ними в пять лет. До сих пор помню их озлобленные, искривлённые недовольством лица и забористый мат в адрес бабушки. Ещё – вытянутое от удивления лицо старшего брата с громким логичным вопросом: «А кто это?» Да и немедленно выплюнутый матерью ответ: «Никто! Проваливайте из нашего дома!» – навсегда врезался в память.