– Ребят, течёт где-нибудь? Что там, лужа?
И снова громко, дробно:
– Целостность прочного корпуса не нарушена. Но установка не может работать, на ремонт уйдёт дня три.
– Двадцать четыре часа, – приказывает Кочетов, и командир дивизиона живучести равнодушно отзывается:
– Есть двадцать четыре часа. Разрешите приступать?
– Товарищ командир! – новый голос вклинивается, вибрирует. – Третий отсек осмотрен, в медчасти обнаружен начальник медицинской службы корабля. Лежит на полу неподвижно, под затылком лужа крови.
Блядь. Этого ещё не хватало.
– Фельдшера – в медчасть, – пересохшую гортань колет. Старпом прижимается спиной к пульту, давая кому-то пройти. – Живой хоть? Пульс проверяли?
– Я не могу понять, тащ командир, – в голосе явно слышится растерянность. Кочетов морщится:
– Иду к вам.
Дёргается к выходу, вспоминает про рванувшую установку и вновь тянется к «Каштану»:
– Приступить к ремонту холодильной установки.
– Есть приступить к ремонту холодильной установки, – репетует Караян, у него там что-то уже вовсю гремит.
– Палыч, – Кочетов поворачивается к старпому, готовому сорваться с места следом за ним, – центральный на тебе.
– Есть, – он послушно наклоняет голову.
Кочетов мчится в третий.
Если они потеряли члена команды, офицера, врача… потеряли Гришу Агеева, собранного, злого на язык, спокойного… даже не из-за ракет, блядь, из-за пустяковой аварии! Жены у него нет…. есть мать, звонить ей, она не будет верить, ни за что не будет верить… потом протокол, следствие, военный суд… Господи боже ты мой, пусть он будет жив, сука, только бы жив. Хуй с ним, с судом, но, Гриша, как же так?
Лужи крови он не увидел. Неподвижного тела на полу – тоже: Агеев лежал на койке и тихо стонал, пока фельдшер проворно бинтовал разбитую голову, а журналист стоял над ним с пузырьком. Резко пахло нашатырём.
– Гриша, слышишь, видишь меня? – журналист отставил пузырёк на стол, снова наклонился. – Сколько пальцев я показываю?
– Один, – глухо произнёс корабельный врач. – Средний. Перестань, а то я его тебе…
– Тихо-тихо, – Вершинин опустил руку. – Что случилось? Ты упал? Ударился?
– Ещё бы тут не упасть, когда пол под ногами прыгает, – Агеев поморщился. – Подошёл к шкафчику достать шприцы – и меня как кинет назад, на стенку. Как ударился, не помню… просто выключилось всё. Ооой, голова, – он потянул руку ко лбу, но Вершинин настойчиво отвёл её.
– Не нужно прикасаться к ране. Как болит?
– Как, как – сильно! Как будто шуруп ввинчивают.
Он закрыл глаза, тут же вновь тревожно распахнул их.
– Что с лодкой? Почему такой сильный дифферент? Мы же кувырнёмся на дно…