– Вершинин, если жопа смёрзнется – у меня в каюте в шкафу пальто висит. Зимнее. Бери.
Ползти по трапу вверх было легче, чем спускаться. Уже на середине у Саши заныли локти и колени, но она карабкалась бодро, жадно втягивая пробивающийся сквозь вентиляцию ветерок, от которого в носу, на кончике языка становилось солоно.
Она выбралась в рубку, отряхнула робу и штаны, толкнула дверь – и ветерок тут же превратился в режущий глотку, забивающий дыхание, опаляющий щёки вихрь. Она стояла, держась за ручку, глотая холодный воздух раскрытым ртом, и кто-то на палубе обернулся – в темноте не было видно лица:
– Что, Вершинин, от радости в зобу дыханье спёрло?
– Так точно! – гаркнула Саша и захлопнула за собой дверь, осторожно ступая зябнущими в тапочках ногами по прорезиненной палубе. Мелькнула мысль сбегать за шинелью Артура и за ботинками, но здесь все стояли в робах, в таких же тапочках, как у неё. Опять смеяться будут.
А кстати, если зайти вот сюда, за кормовую надстройку – ветер уже не хлещет в лицо, не так уж и холодно.
А небо чистое-чистое, чёрное, видимо-невидимо звёзд. Прямо над головой навис ковш Большой Медведицы, холодным белым огнём горит Сириус – пряжка на поясе Ориона.
– Ты под ноги смотри почаще, – ворчливо произнёс голос Ильи. Теперь, когда он подошёл ближе и Сашины глаза привыкли к темноте, она узнала его. – Будешь думать – палуба, а там уже вода.
– Не упаду, не бойся, – она засмеялась.
– Да мне-то что? – он потянулся в карман за сигаретами. – Зажигалки у тебя не будет?
– Я ж не курю.
– И что за охота вам, Илья Геннадьевич, вместо морского воздуха травить себя этой дрянью, – произнёс глуховатый голос командира. Он подошёл к ним – голая шея в вороте робы, треплющиеся под пилоткой тёмные волосы. – Лучше бы подышали.
– С табаком и воздух вкуснее, тащ командир!
– Ну, как знаете, – Кочетов повернулся к Саше. – Всё в порядке у вас? Справляетесь?
– Справляюсь, товарищ командир, – улыбнулась она. – Спасибо, что дали мне возможность… помочь.
– Да вам спасибо, – он пожал плечами. – Фельдшер у нас молодец, но уж больно робок. Если рядом с ним не сидит и не подсказывает начальство, может растеряться. А вы не мой подчинённый, вы и вовсе не обязаны что-то делать для нас. Другое дело, что праздность и скука…
– Самые опасные в автономке вещи, я помню, – Саша засмеялась. – Я не ваш подчинённый, но мне кажется, что вы очень хороший командир. Вы не кричите, не злитесь, спокойно приказываете – и люди всё делают.
Кочетов кивнул. Постоял молча, глядя вместе с ней, как подкатываются под борт лодки горбатые белые гребни, ударяются с тихим вздохом и рассыпаются, уступая место следующим.