– Товарищ офицер Особого отдела расследование проводит, – парень обреченно развёл руками. – С нами вчера разговаривал. Так вот, я подумал, может, вы мне поверите. Я ничего не взрывал, товарищ командир.
– О расследовании мне известно, – Кочетов скептически пожал плечами. – Я не вижу в нём необходимости, но, если Олег Максимович считает, что оно чем-то поможет нам – он вправе собирать какую угодно информацию. Но почему вы решили, что должны оправдываться? Разве вас кто-то обвиняет?
– Нет. Пока нет. Просто я запутался, – пальцы парня хрустнули. – Я смотрел на торпеды и думал – вот бы их… ну, вот бы они рванули. И тут эта установка рванула по-настоящему – мне так страшно стало, товарищ командир! Я же не хотел. Я правда не хотел.
– Так, стоп дуть, – Кочетов поморщился, чувствуя, как вокруг головы сжимается обруч боли. – Вы много всего нагородили – давайте разбираться. С холодильной установкой вы что-нибудь делали?
– Никак нет.
– А с торпедами?
– Тоже ничего. Я просто… Я устал, я к доктору ходил, сказал – не могу больше! А он меня… ну, послал. И я так разозлился! Думаю: ну, когда всё это кончится? А тут, рядом – торпеды.
– И вы думаете: «Вот бы они рванули и всё кончилось!»
– Ну да, – выдохнул парень. – Я виноват. Я не должен был.
– В чём вы виноваты? – Кочетов с силой потёр пальцами висок. – Вахту вы несли удовлетворительно?
– Так точно. Ну, было два замечания…
– За небрежение во время приборки в отсеке и за сон в трюме, если мне не изменяет память. Торпеды тут ни при чём.
– Но ведь я думал нехорошо. Вдруг это как-то, ну, опасно? Вдруг я с ума схожу?
– Евгений Валерьевич, – Кочетов выпрямился в кресле, – думать вы можете о чём угодно – хоть о том, как вы пускаете по родному дому ядерные боеголовки. Это не вина, не преступление и не сумасшествие. И как раз то, что вы впоследствии испытываете страх от таких мыслей, показывает, что вы совершенно нормальный человек с совершенно измотанными нервами.
– Так точно, – уголки бледных губ дрогнули, Ольховский расслабленно оперся плечом о спинку стула.
– Я был бы рад прямо сейчас закончить для вас это испытание и отправить вас на берег. Но – я не могу срывать боевую службу. И именно потому, что вы абсолютно нормальны и что я доверяю вам, я вам говорю: терпите. Через пятьдесят пять суток мы придём в базу, вы расторгнете ваш контракт по состоянию здоровья и сможете больше никогда не вспоминать о том, как болтались под водой. Поняли?
– Так точно, – снова выдохнул Ольховский, поднялся. – Спасибо вам, товарищ командир.
– Свободны.
Ольховский качнулся к нему каким-то детским порывистым движением, словно хотел обнять, и, поймав этот жест, Кочетов, не раздумывая, протянул ему руку. Ладонь Кочетова стиснули влажные холодные пальцы. Отступив назад, Ольховский поднёс ладонь к пилотке и вышел чеканным шагом.