— Да, это так, монсиньор, я об этом уже думала.
— Лелия, Лелия! — воскликнул кардинал, начав от волнения ходить взад и вперед. — Вы глубоко меня уважаете, и я должен этим гордиться!..
Последние слова он произнес с грустью, но это было выражение наивного и почтительного сожаления, за которым не скрывалось никакой задней мысли.
— Где Вальмарина? — решительно спросил кардинал.
— По ту сторону оврага, — сказала Лелия, показывая пальцем в направлении окна.
— Они еще не напали на его след… И все-таки времени терять нельзя… Ему надо бежать за границу.
— Лесом, монсиньор, там всего только четыре лье.
— Да, но для этого нужен паспорт!..
— Если он поедет в вашей карете вместе с вами, монсиньор, ничего этого не понадобится.
Кардинал в удивлении развел руками, потом улыбнулся. Он был смущен тем, что Лелия говорит с ним как равная с равным, лишая его всякой надежды. Но смелость эта ему нравилась: она открывала перед ним новый мир и возвышала его в собственных глазах.
— А в котором часу я должен прийти на свидание? — спросил он, радостный и растроганный.
— Есть одно лицо, которому ваше преосвященство может довериться, — ответила Лелия, — это женщина, и она сообщила мне сегодня утром, что изгнаннику уже небезопасно в его убежище и он придет к ней сегодня вечером…
— А что это за женщина?
— Вот ее записка.
Кардинал взял бумажку.
«Моя дорогая праведница, тот, кого ты называешь Тренмором, попросил у меня приюта на эту ночь. Ему опасно оставаться в его убежище, но и у меня он не будет в безопасности. Ты знаешь, что ко мне приходят разные люди — его могут встретить и узнать. Я больше всего боюсь…»
Кардинал за один миг прочел и имя этого особенно опасного человека и подпись в конце записки. Он сделал над собой усилие, чтобы судорожным движением не смять ее в руках, и посмотрел на Лелию с негодованием и ужасом.
— Вы что, играете со мною, сударыня? — спросил он дрожащим голосом.
— Монсиньор, — ответила Лелия, — момент для этого не очень-то подходящий. Вальмарина в опасности, и я доверяю вам его жизнь. Эта женщина
— моя сестра, моя родная сестра, и я также вручаю вам ее судьбу.
— Она ваша сестра!.. Это невозможно!
— При всей ее порочности это возвышенная душа; она настолько великодушна, что скрывает мое родство с ней. Ну, а мне всегда было совершенно безразлично мнение света, и я этого не скрываю. Говорить о ней для меня мучительно, я ведь любила ее; но и скорбя о ней, я все же за нее не краснею.
— Ну, так вы и на этот раз победили, — сказал кардинал, возвращая Лелии записку, которую она тут же сожгла, — вы женщина храбрая, вы не отрекаетесь от правды. Вы холодная и острая, как меч правосудия, сестра Аннунциата; но кто же решился бы противиться вам?