К тому же, в институте учились многие молодые люди из восточной Европы. Да, теперь они оказались за «железным занавесом», но ведь родились и выросли еще в тех странах, где понятие о свободе было совсем другое, чем в СССР. Костенко, к примеру, жила в комнате с девушками из Балтии — рижанками Визмой Белшевиц и Майей Аугсткалной (театровед), эстонкой Весте Паас (киновед). «Мои подруги рижанки одевались, как парижанки», — рассказывала Костенко. Кстати, в институте учились и репатрианты из Франции — армяне. А отец Майи незадолго до того переехал из Австралии. Всем этим людям не нужно было объяснять, что такое свобода.
Комната Лины Костенко жила дружно, готовили национальные блюда по очереди. На день рождения подкладывали подарки под подушку. Конечно же, заходили ребята — читали стихи. И не всегда на русском. Если на своем языке — все всё равно слушали, потому что мелодика поэзии завораживает, даже если не знаешь язык. Порой Лина рукодельничала, по крайней мере, она своими руками сделала один из главных своих нарядов — сорочку с «космацьким взором», то есть узором, привезенным из Карпат — в горячих красно-желто-оранжевых тонах с небольшим вкраплением черного (забегая вперед — диплом она сдавала именно в этом наряде).
В 1954 году парторг попросил Лину к 300-летию Переяславской рады подготовить афишу к мероприятию по этому поводу. И она подготовила — но написала в ней не «воссоединение», а «присоединение». Когда же парторг высказал претензии, она еще начала доказывать, апеллируя к химии, что второй термин гораздо точней и правильней.
Но полной свободы в московском в Литинституте тех лет, конечно же, не было. Горе выборочно могло затронуть каждого. С одних каникул не вернулся студент-якут. Ребята как-то узнали, что на допросах его пытали, били, называя «желтой тарелкой». Вспоминает Костенко и другой случай: «Когда Сталин умер, арестовали и заслали молодого грузинского драматурга Вахтанга Кварацхелию по абсурдному обвинению»[63]. Всё преступление Вахтанга заключалось в том, что он был племянником Берии (при том особых родственных связей не поддерживавшим). За это, после годичного разбирательства, в августе 1954 года его вместе с женой Ларисой выслали на Восток (Казахстан, позже — Красноярский край).
Кстати, о смерти Сталина… Лина могла погибнуть во время его похорон. Она с ее будущем мужем Ежи Пахлёвским пошли на прощание с Вождем. Но уже по дороге поняли, что не рассчитали с одеждой, оказалось очень холодно. Зашли к сокурснику Ежи, утеплились и пошли втроем в длинную очередь прощавшихся. Было так холодно, что люди начинали потаптываться, а иногда и… пускались в пляс. Очередь шла медленно, утыкаясь в кордоны милиции, в стены домов. От долгого ожидания и холода люди злились, зверели. Начиналась толкотня, давка, паника. В какой-то момент опасная воронка чуть было не затянула и Лину, но «хлопці висмикнули мене з натовпу». После этого они отдышались в какой-то подворотне и отправились домой: «Гинути через вождя не було сенсу».