Его пальцы двигались быстрее до тех пор, пока я снова не почувствовала, как
нарастает давление в моем позвоночнике.
— Нет, — взмолилась я, — только не снова. Я не могу…
Но он продолжал работать руками, наказывая меня ошеломляющими ощущениями.
— Кто для тебя Заал Костава? — спросил он.
Я отрицательно качала головой, слезы текли по моим щекам.
— Никто. Я его не знаю.
Я давилась рыданиями, когда давление начало снова возрастать. Как только
ослепительный свет позади моих глаз раскололся на миллион осколков, он спросил:
— Кто твоя семья? Где твоя семья, маленькая грузинка? Скажи мне!
Боль разрезала меня пополам при упоминании о моей семье, сильнее, чем любой
кинжал. Когда мучительное блаженство ворвалось в мое усталое тело, я выпустила боль, длившуюся два десятилетия, и закричала:
— Они мертвы! Они были убиты прямо на моих глазах! Ты счастлив?
Я закашлялась от своих резких слов и прохрипела:
— Ты счастлив теперь, когда заставил меня сломаться?
Мое сердце бешено заколотилось после этого, смесь сильного удовольствия, спускающегося вниз, и разрушительных воспоминаний о том дне, теперь были полностью
перед моим мысленным взором.
Рыдания сотрясали мое тело. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что
мужчина убрал свои пальцы от меня. Его грудь больше не прижималась к моей коже.
Мгновенно я почувствовала холод, мое тело безвольно повисло, поддерживаемое только
цепями. Затуманенными глазами я увидела, как он застыл передо мной, наблюдая за мной.
Его покрытое шрамами лицо было суровым, а мышцы напряженными. Чувство
невероятного смущения охватило меня, когда я подумала о том, что он только что со мной
делал.
Теперь мои чувства сменила скорбь и заставила меня прошептать:
— Я одна. Всегда была одна. Их всех убили: родителей, бабушку, моих младших
брата и сестру, братьев, которых я любила. Выжила только я.
Я смотрела на него пристально. И без малейшей дрожи в голосе добавила:
— Я жалею, что тоже тогда не умерла.
Мужчина, казалось, вздрогнул от моих слов, и его рука начала подниматься. На
долю секунды я задумалась, не собирается ли он утешить меня, дотронувшись до моего
лица. Не успел он поднять руку, как видимо передумал, и прижал к своему боку.
Его рот открылся, словно он хотел что-то сказать, но, быстро развернувшись на
пятках, вышел из комнаты. Я смотрела ему вслед. Оставшись наедине с собой, повиснув
на этих цепях, я воспроизводила образ его напряженных мышц, когда он уходил, и его