Пограничник 41-го (Африкантов) - страница 27

– Сволочь. Шаркнул меня по голове кирпичом. Как найду, так сразу и удавлю, даже в комендатуру не поведу.

– Ты сначала найди, – говорит второй. – Я думаю, что он у цыган. Больше здесь спрятаться негде. Пошли к ним.

Слышу шаги приближающихся полицейских.

– Говори, стерва, где беглый? – это полицай обращается к цыганке.

– Нет никаких беглых. – Раздаётся её голос. – Не веришь!? Можешь проверить.

– И проверю… У-у-у… Курва.

Слышу, как полицейский вошёл в шатёр. Цыганята сразу запрыгали на моей перине и чем-то стали бросаться. Полицейский поймал одного цыганёнка за ухо и прорычал:

– Говори змеёныш, где бродяга прячется. Ну! Или ухо оторву.

– Никого нет, господин полицейский, – пропищал детский голос.

– А, чтоб вас, – полицейский вышел.

– Он, наверное, сразу под мосток нырнул. – Проговорил его напарник, – А мы к цыганам пошли.

– Пошли, проверим мосток.

Шаги стали удаляться, а через некоторое время в шатёр вошла цыганка и проговорила:

– Вылезай, червоный.

Затем пришёл цыган, и я рассказал им свою историю.

– Надо помочь человеку, – сказала цыганка.

– Сам знаю. – Проговорил хозяин.– Пешком тебе идти в твою деревню нельзя, далековато. Сцапают по дороге. Завтра в ту сторону Петша едет на повозке. Он тебя заберёт. Сеном накроет и довезёт, – а ты Станка, накорми человека и пусть отдохнёт.

На другой день я оказался снова в своём селе и в школе.


Был такой случай после войны. Пётр Андриянович работал на тракторе. Зимой он этот трактор ремонтировал в 25-ти километрах от деревни в мастерских. Дома его не было по целой неделе. В это время приехал в деревню цыганский табор и расположился на Рудиной стороне, за оврагом. Морозы были сильные и однажды ночью цыгане запросились в дом Петра Андрияновича переночевать. Цыган у нас в деревне побаивались и недолюбливали. В доме были в это время две сестры Петра Андрияновича. От цыган они заняли глухую оборону, заперев все двери и вооружившись ухватами.

Цыгане ушли, а ночью приехал Пётр Андриянович. Узнав об инцинденте, он тут же пошёл в табор и привёл цыган к себе на постой. Цыган напоили, накормили. Прожили цыгане четыре дня и уехали, а Пётр Андриянович сказал сёстрам: «Они мне жизнь спасли. Для них у меня всегда дом открыт».


Везение четырнадцатое

После того, как я вернулся в село, на этой же неделе к нам в школу пожаловал пьяный Сыч и обвинил меня в том, что я украл у хозяйки гуся.

– Я тебя за воровство сейчас расстреляю. – Он вытащил пистолет и велел мне одеваться, потом повёл меня по селу и велел прощаться с жителями, которые меня все знали. Процедура прощания такая: подходит Сыч к калитке очередного дома, стучит в неё и требует хозяина и хозяйку выйти. Те выходят, и Сыч им объявляет, что я украл гуся и что вор должен понести за это заслуженную кару. Это значит, что он, полицейский Сычёв, окажет этому вору большую честь и расстреляет его собственной рукой. После этого идёт минута прощания. Женщины меня обнимают и плачут, а мужики жмут на прощание руку и прячут глаза.