Нельзя сказать, что у Чёрного Паши не было родных. Просто о них никто не знал. На самом деле в Севастополе в небольшом домишке жила его мать, крепкая ещё старушка, торговала на базаре скумбрией, бычками и прочей рыбешкой, что ловил в море её зять – Михаил, за которым была замужем её дочь – сестра Чёрного Паши.
Они давно уже похоронили и оплакали своего сына и брата. Рыболовецкая шаланда, на которой Дмитро промышлял, попала в шторм и затонула. Говорили, никто не спасся. Так что в день поминовения усопших они втроём собирались и выпивали рюмочку за упокой его души.
Михаила не взяли в армию из-за увечья – упавшая бочка с рыбой размозжила палец на ноге, и, когда то белые, то красные по причине нехватки людей пытались всё же мобилизовать молодого рыбака в своё воинство, он отсиживался в тёщином домике, в то время, как его жена – женщина дотошная и горластая – тыкала в лицо вербовщикам бумажки от врачей:
– Негодный он для службы, негодный! Чего душу рвёте? С инвалидом живу, а всё никакой жалости, каждый норовит женщину обездолить…
Постепенно поток её речей становился таким бурным и неуправляемым, что вербовщики предпочитали ретироваться и избавиться от настырной бабы, тем более что у неё всё было по закону оформлено. После её скандалов Михаил спокойно возвращался домой и продолжал заниматься тем, что умел и любил с детства – ловлей рыбы.
Дмитро же – или Чёрный Паша – был жив и здоров, и, узнай о его делах родная мать, она бы пожелала, как и прежде, считать его мёртвым. Правда, однажды она было подумала…
Как-то под Рождество заявился к ней мрачного вида мужик и передал небольшую, но тяжелую резную шкатулку. На вопрос: "От кого?" мужик пожал плечами и буркнул:
– Не знаем. Велено передать.
Мать открыла передачу и ахнула: шкатулка была полна драгоценностей и золотых монет. Господи, чьё это, от кого? Знать, неправедно добыто! Старуха Гапоненко перекрестилась и, никому ни слова не говоря, закопала шкатулку в подполе, под картошкой. И постаралась о ней больше не вспоминать.
Черный Паша, рассудив, что переданного богатства хватит матери до конца дней, посчитал свой сыновний долг выполненным. И больше никаким образом знать о себе не давал. Мол, умер, так умер.
– Едут! – вывел его из задумчивости голос дозорного.
Черный Паша ухмыльнулся. Его правая рука – контрабандист Батя – как ни странно, но это было его подлинной фамилией, а не кличкой, – так вот, Батя Митрофан Филиппович со своими хлопцами возвращался из набега. Уезжали они без определенной цели, – шутили: кровь разогнать, чтобы не застаивалась. Но Паша знал, что с пустыми руками они не вернутся.