— Все мы собираемся подняться на гору Уорик, чтобы встретиться с богом, — ответил Друг. — Кроме джипа, по этим дорогам ничего не пройдет. Любопытство престарелого негра удовлетворено?
— Они тебе не нужны! Почему ты не оставишь их здесь?
Друг рассеянно улыбнулся и подошел поближе:
— О нет, они слишком важные птицы. Предположим, какой-нибудь ловкий старый лис решит, что хочет еще капельку власти, и похитит их, когда мы уйдем? Так не пойдет. — Он вернулся к джипу.
— Эй! Подожди! — позвал Джош.
Но человек с алым глазом уже забрался в джип и сел рядом с братом Тимоти. Обе машины тронулись с места и скрылись из виду.
— И что теперь? — спросил Робин, продолжая кипеть. — Мы просто сидим здесь?
Джош не ответил. Он думал о том, что сказал брат Тимоти: «Последнее добро должно умереть вместе со злом. Должно, и тогда мир сможет возродиться. Ты должен умереть. И ты. И я. И даже Сван».
— Сван не вернется, — тускло сказал Робин. — Ни она, ни Сестра. Ты ведь это знаешь?
— Нет, не знаю.
«Бог будет молиться машине, которая призовет „Когти небес“… Готовьтесь к последнему часу», — вспомнил Джош слова брата Тимоти.
— Я люблю ее, Джош, — сказал Робин и крепко сжал его руку. — Мы должны выбраться отсюда! Мы должны остановить это, что бы там ни случилось!
Высвободив руку, Джош прошел в дальний угол камеры и посмотрел вниз.
На полу около ведра брата Тимоти стояла кружка с острым обломком металлической ручки. Хатчинс поднял ее и дотронулся до кромки. Она была слишком мала и неудобна, чтобы использовать ее как оружие, и Джош отказался от такого замысла. Но он вспомнил старый бойцовский трюк, который проделывали с помощью спрятанной бритвы, когда хозяин хотел больше «юшки». Это было обычной практикой и делалось для того, чтобы насилие казалось более реальным.
Теперь это с тем же успехом могло создать иную иллюзию.
Он принялся за работу.
Глаза Робина расширились.
— Какого черта ты делаешь?
— Тихо, — предупредил Джош. — Начнешь вопить, когда я скажу.
Два джипа медленно проехали четверть мили вверх, сквозь облака и ветер, по скользкой от снега и дождя горной дороге. Когда-то покрытие было мощеным, но бетон растрескался и расползся, и под ним хлюпала грязь. Шины проскальзывали, буксовали, машины юлили, двигатели ревели от натуги. Во втором джипе Сестра сжала руку Сван. Человек в капюшоне, сидевший перед ними, внезапно повернулся — и они увидели леденящую душу картину: мертвенно-желтое, изрытое ямками лицо. Его выпученные глаза задержались на Сван.
Водители с большим трудом одолевали каждый фут. Справа от дороги тянулось низкое железное ограждение, а прямо за ним виднелся скалистый обрыв, уходящий на семьдесят футов в лесистый овраг. Они по-прежнему ехали круто вверх по разбитым бетонным плитам.