Дорога свернула налево и оказалась перегорожена восьмифутовой цепью, соединявшей забор и ворота. Висевшая металлическая табличка, на удивление без единого следа ржавчины, гласила: «Угледобывающая компания Уорик. Вход воспрещен». В десяти футах за изгородью возвышалось кирпичное строение, где, наверное, когда-то сидел охранник. Ворота были заперты на висячий замок. Друг приказал солдату с автоматом:
— Открой.
Солдат вылез из джипа, подошел к воротам и, прежде чем сбить или взорвать замок, протянул руку, чтобы проверить, крепко ли держится цепь.
Раздалось шипение — будто жир зашкворчал на сковороде. Солдат, коснувшись цепи, затрясся, его лицо побелело и перекосилось. Автомат сам собой застрекотал, выпуская пули в землю. Одежда и волосы солдата задымились, лицо приобрело синюшный оттенок, а потом мышцы несчастного свела судорога и отбросила тело назад. Он упал на землю, дергаясь и корчась.
В воздухе разнесся запах паленого мяса и озона. Друг резко обернулся и схватил брата Тимоти за горло.
— Почему ты не сказал, что ограда под напряжением? — взревел он.
— Я… не знал! В тот раз здесь было открыто! Должно быть, бог запер ворота!
Друг чуть было не поджег его, но он видел, что брат Тимоти говорит правду. Ток, пущенный по ограде, подсказал ему, что источник энергии, где бы он ни находился, все еще действует. Оттолкнув брата Тимоти, Друг выбрался из джипа и решительно подошел к воротам.
Он просунул пальцы в то звено цепи, которое соединяло створки ворот, и стал разжимать его, пытаясь открыть. Сестра и Сван видели, как его рукав задымился, а кожа на руке размягчилась, будто использованная жевательная резинка. Замок не поддавался, вдобавок Друг чувствовал, что маленькая дрянь смотрит на него и высасывает все силы. В ярости он сжал звено обеими руками и вывернул, как ребенок, пытающийся пробиться на запертую детскую площадку. Затрещали и полетели искры. В мгновение ока он оказался охвачен слепящим бело-голубым сиянием. Форма «Армии совершенных воинов» дымилась и обугливалась, эполеты пожирало пламя. Затем створки ворот разъединились, и Друг распахнул их.
— А ты думала, что у меня не получится, да? — зло закричал он Сван.
Кожа его стала восковой, почти все волосы и брови были опалены. Лицо Сван оставалось непроницаемым. Он порадовался, что она едет в тюремный лагерь: сука должна попробовать хлыста, чтобы научиться уважать хозяина.
Он сосредоточился сильнее обычного, чтобы размякшие руки снова затвердели. Эполеты на его плечах еще тлели, он сорвал их — только потом подобрал автомат мертвого солдата и вернулся к первому джипу.