Джош выстрелил в оставшегося неприятеля. Тот тоже ответил выстрелом, а затем вскочил и со всех ног кинулся к заграждению.
— Не стреляйте! — закричал он. — Не стреляйте!
Хатчинс прицелился ему в спину. У него была возможность попасть точно и сразу, но он не выстрелил. Он никогда не стрелял в спину человеку, даже солдату «Армии совершенных воинов». Джош дал солдату уйти, а через мгновение встал и жестом позвал Робина продолжить путь. Они снова зашагали по дороге.
Когда голос объявил, что до уничтожения осталось пять минут, Сестра закрыла глаза. У нее закружилась голова, она попробовала прислониться к стене, но Сван взяла ее под руку и поддержала.
— Все кончено, — отрывисто сказала Сестра. — О боже… все погибнут. Это конец.
Колени ее начали подгибаться, и она хотела сползти на пол, но Сван не позволила ей.
— Вставай. Вставай же, черт побери! — сердито сказала Сван и рывком подняла Сестру.
Та бессильно посмотрела на Сван, чувствуя, что ее сознание охватывает знакомая сумеречная дымка и она снова становится Сестрой Жуть.
— Да позволь ты ей упасть, — сказал мужчина с алым глазом, стоя в другом конце комнаты. — Вы все равно умрете, на коленях или стоя. Вам интересно узнать, как это случится?
Сван не ответила.
— Я скажу вам, — начал он. — Может быть, весь мир расколется и разлетится на кусочки, а может, это произойдет тихо, как вздох. Может быть, атмосфера разорвется, как старая простыня, и все — горы, леса, реки и то, что осталось от городов, — расшвыряет, как пыль. Или под действием силы гравитации раздавит в лепешку. — Он скрестил на груди руки и небрежно прислонился к стене. — Может, все скукожится от жара — и останется только пепел. Ну что ж, никто не может жить вечно.
— А ты? — спросила Сван. — Ты будешь жить всегда?
Он засмеялся, на этот раз мягко:
— Я и есть вечность.
— Четыре минуты до уничтожения, — холодно объявил голос.
Маклин скорчился на полу, дыша, как загнанное животное. Когда он узнал, что до взрыва осталось четыре минуты, из его истерзанного горла вырвался ужасный, полный скорби стон.
— Вот и твой похоронный звон, Сван. Идет твоя смерть, — сказал человек с алым глазом. — Ты все еще прощаешь меня?
— Почему ты так меня боишься? Я не могу тебе навредить.
Несколько секунд он молчал, а когда заговорил, в его бездонных глазах было странное выражение.
— Надежда вредит мне, причиняет боль. Это болезнь, а ты — микроб, распространяющий ее. Этой заразы не должно быть на моем празднике. О нет! Я не позволю.
Он замолчал, уставившись в пол. Улыбка скривила его рот, когда голос произнес: