– Его отец не продал Эбони?
– Нет, она все еще в конюшне, в Молтонборо. Теперь, когда Ричард вернулся домой, он распорядился отремонтировать конюшни. Как только рабочие закончат, он вернет Эбони и других лошадей, насколько я знаю, у них есть еще три.
Теперь я не представляю, что и думать обо всем этом. В моем сердце бушует желание защитить Ноя. Но почему он не говорит мне правду? Ашер обвинил Ноя в том, что ему насрать на Эбони, но я же сама видела, как он нежно ухаживает за Вудстоком. Разве он может не ухаживать за лошадью лишь потому, что она принадлежит отцу?
Я слышу, как Айви старается подавить зевок.
– Пойдем лучше спать, – предлагаю я.
– Ты уверена, что сможешь заснуть сейчас?
– Я постараюсь, спасибо, Айви.
Подруга берет с меня обещание, что я позвоню ей, если мне будет плохо, и только потом отключает телефон. Я медленно выдыхаю. Теперь, когда эмоциональное напряжение спало, я чувствую себя настолько измотанной, что не могу даже встать и надеть пижаму. Некоторое время я все еще думаю об отце Ноя и о том, как будут развиваться их отношения. Мои глаза закрываются от усталости, и постепенно тусклый свет, проникающий сквозь шторы, сменяется темнотой.
* * *
Когда я просыпаюсь, в комнате царит темнота. Мое горло так пересохло, что мне трудно глотать. Я встаю и иду в ванную, где пью ледяную воду из-под крана, пока горло не замерзает. Взяв телефон, чтобы посмотреть время, я вижу два пропущенных звонка и два голосовых сообщения от Ноя. Первое длится не больше двадцати секунд. Он записал их четыре часа назад, а сейчас уже четыре тридцать утра.
– Я надеялся, что ты еще не спишь, хотя понимал, что это глупо. Наверняка у тебя был очень тяжелый день, потому что я не давал тебе спать всю прошлую ночь, – он запинается, – но мне ни капельки не жаль. Тебе, надеюсь, тоже, потому что, если это не так, мне просто конец.
Я слышу, как на заднем фоне хлопает дверь и раздается женский голос. Сообщение обрывается. Второе сообщение он записал через десять минут, и мне становится интересно, кому принадлежал этот женский голос. Он звучал тихо и дружелюбно. Хотя я не могу разобрать слов, почему-то решаю, что это Кора. Правда, Ной вряд ли мог быть в конюшне в это время. О боже, Обри, какая ты глупая! Как будто он может встретить Кору только в конюшне! Почему я вообще думаю о ней, когда Ной в моем присутствии сказал, что думает о ней? Почему вообще я анализирую? Проклятье!
– Я что хотел тебе сказать… я нашел твою записку на полу незадолго до тренировки. Думаю, что сегодня утром я крупно облажался, и… блин, я не знаю, что сказать, чтобы не выглядеть круглым идиотом. Я миллион раз смотрел сегодня на нашу фотографию, а потом на твою записку. Это просто высказывание или ты серьезно? Потому что если это так, то… черт, тогда нам надо поговорить, потому что… потому что… я не хочу пугать тебя, но то, что было… прошлой ночью… Блин, я, кажется, больше не смогу думать ни о чем другом, кроме этого… Теперь я понимаю, почему штормы называют именами женщин, – он тихо смеется, – ты просто ураган, Бри. Ты закрутила меня и унесла далеко от всех. И сейчас я бы с огромным удовольствием… держал тебя за руку. Это звучит по-идиотски, но я хочу держать тебя за руку. Всю ночь держать тебя за руку и видеть твое лицо, твои глаза. А еще я хочу получать такие записки каждый день. – Он делает два глубоких выдоха и продолжает говорить: – Просто возвращайся.