Мой любезный Веньямин (Сандлер) - страница 23

2

В тот вечер я поссорился с Беллой и назло ей решил весело провести время в дискотеке. Пару себе я подыскал быстро. Ее звали Оранит. Это была веселая, шумная иранская еврейка из южного Тель-Авива. Я знал ее еще по школе. Мы учились в параллельных классах и, вероятно, тогда еще она положила на меня глаз. Мы выдали с ней танго и вальс, а потом ей вдруг вздумалось плясать мазурку. Она слышала про нее от русской соседки, в прошлом балерины академического театра, а ныне рабочей по уборке автобусов. Я не имел соседей столь культурного уровня и в мазурке, естественно, разбирался не более, чем швейцар дансинга Хаим в теории относительности Эйнштейна. Моя дама понимала в ней не лучше - соседка дала ей не более одного урока, но ей непременно хотелось произвести на меня хорошее впечатление: "Делай как я, Ури!" - сказала она и, весело потащила меня в круг. Мы заняли исходную позицию и в течение последующих трех минут я напрочь отдавил пылкой персиянке все ноги. Нет сомнений, что, выполняя ближайшее "Па" я непременно уронил бы ее на белоснежный паркет зала, но, к счастью, на одном из опасных поворотов ее подхватил молодой красавец из Бухары, и они вместе стали лихо отплясывать андижанскую польку. Отделавшись от знойной Орит, я решил высмотреть себе партнершу без танцевальных претензий и с бедрами покруче, чем у Беллы. Мне хотелось доказать своей подруге, что свет на ней клином не сошелся. В последнее время у нас с ней не ладилось. Ей вдруг показалось, что я ничего не смыслю в философии и не умею экспериментировать в любви. Ее слова больно ранили меня. Я боялся потерять Беллу. В глубине души я и сам сомневался в том, что устраиваю ее как мужчину, и мне было просто необходимо изменить ей, чтобы доказать себе чего я стою. Я мог, конечно, переспать с одной из проституток у себя на работе: все они хорошо ко мне относились и охотно пошли бы мне навстречу. Но мне не хотелось унижать ее и себя этой связью за плату. Я хотел подыскать себе порядочную девушку, с которой можно было провести время, а заодно проверить потенциал своей сексуальной фантазии. В том, что я найду себе такую подругу, я не сомневался, впрочем, также как и в том, что, без труда склоню ее к любви. "По крайней мере, обойдемся в постели без Карла Маркса" - утешался я, высмотрев в толпе девчонку в мини юбке, облегавшей ее изящную попу, которую я мысленно назвал: "Бутон" Я уже направился к своей избраннице, чтобы пригласить ее на танец, но в это время к ней подступили трое подвыпивших джентльмена и грубо стали требовать, чтобы она танцевала с одним из них. Сославшись на нездоровье, дама просила оставить ее в покое. Но Джентльмены вдруг взъярились и со словами - "Ах ты русская б...!!" - нагло стали лапать руками. Обладательница "Бутона" пыталась вырваться, но охамевшие жеребцы, смеха ради, принялись сдирать с нее юбку. Когда разыгрываются подобные эксцессы, люди вокруг начинают убеждать себя в том, что от их вмешательства мир лучше не станет. Так было и на сей раз: музыканты стали играть вполголоса, танцующие сбавили темп, а созерцатели у стен устремили задумчивые взоры куда-то вдаль. Помня о том, что сотворение добра у меня неизбежно связано с риском, я отважно подошел к расшалившимся молодчикам и в резкой форме высказал им все, что я о них думал. Позже я узнал, что хулиганы оказались крупными специалистами по знаменитой японской борьбе, рассчитанной на противоборство одного человека с группой в семь-восемь вооруженных людей. Все втроем вышеупомянутые джентльмены могли справиться с вооруженной кодлой в 24 человека. Я же был один и без нагана. Это было захватывающее зрелище. Манипулируя руками, и пронзительно выкрикивая что-то на японском, самураи несколько раз подбрасывали меня к потолку, но не ловили. Затем они перешли к приемам с активным подключением ног. Они отпасовывали меня один другому с возгласами - "Я здесь, Додик!.. Пасуй сюда, Мотя!" Они устроили в клубе футбольное поле. Причем на одном конце площадки воротами служили входные двери, а по другую сторону - эстрада. Столь бурное развлечение, заключающееся в изощренной пасовке моей особы, вскоре им надоело и они, под угодливые аплодисменты оркестрантов, забили мною ворота, которыми служили двери, после чего с миром удалились. Три месяца после этого незабываемого матча я пролежал в гипсе на левом боку, потом еще месяц на правом. Все это время старик приносил мне в палату свежие помидоры. Но самое главное, этот случай не только помирил меня с Беллой, но даже стимулировал как-то мою сексуальную фантазию: я вдохновенно трахал ее на задворках больницы, опираясь на костыли и, выкрикивая цитаты из произведения Владимира Ленина "Империализм, как последняя стадия капитализма" Работа Ильича пришлась по душе моей подруге и за время пребывания в травматологическом отделении мы не раз штудировали ее от корки и до корки. Это был единственный, пожалуй случай в моей практике, когда очки мне не понадобились. Но сегодня утром они очень даже пригодились мне"