На свободу! (Личис) - страница 18


«Насчет литературы, обязательно подберу  что-нибудь и, когда в следующий раз буду здесь, то постараюсь передать – произнес священник, – а вот, что касается причастия, то я только смогу тебя причащать один раз в три недели. Для этого мне нужно будет писать на имя начальника тюрьмы прошение, что я готов тебя взять под духовную опеку. Да и, неизвестно, разрешит ли он мне или нет? В каком он настроении будет? Захочет ли? На все воля Божия! Молись об этом! И я буду тоже молиться!»


«Батюшка.. я хочу узнать про службу, и все то, что происходит в православной церкви. Ведь я многое не знаю! Помогите мне. Расскажите мне, пожалуйста?»


«Да, – опять продолжил он. – жаль, что сейчас церковь мало просвещает людей. Есть катехизация. Это, можно сказать учение законам Божьим. Как и всякое обучение при желании и прилежном отношении к нему открывает двери к познанию Веры, получению Благодати. Ведь во всем этом заложен большой смысл. Сегодня, когда мы с тобой служили литургию, после Писания и проповеди, были слова :«оглашенные, изыдите, изыдите, оглашенные». Вот это как раз люди, которые узнают о Церкви и о Боге больше, чем они сами могут себе это представить. Оглашенный  –  это в переводе на современный русский язык, просвещаемый. На греческом языке  это звучит,  как катехизис. Я передам тебе один очень хороший катехизис одного священника, который в свое время проживал в Москве. Ты почитаешь, а потом будешь мне задавать вопросы. Договорились?»


«Конечно, – согласился я и добавил – когда Вы теперь, отец Арсений, придете ко мне?»


«Не знаю. Как я решу этот вопрос с твоим начальством. Молись и проси Бога, да даст Он тебе, ибо просящему дано будет! Ну, теперь все. Мне нужно идти».


Батюшка благословил меня и вышел.


***


Начальник тюрьмы дал разрешение священнику на мое причащение и передачу духовной литературы. Раз в три недели мы встречались с отцом Арсением и совершали служебную литургию. Он меня причащал, а после, мы вели вместе интересную беседу о том, что я прочитал: разговаривали о духовности, и не только. Я шаг за шагом стал разбираться в церковных книгах и понял, что на самом деле ограничений в церкви нет,  что все ограничения были сделаны для того, чтобы человек не совершил плохого. Узнал, что наша русская православная церковь сейчас в большом упадке, потому что церковному просвещению людей уделяется очень мало времени. Но есть и хорошее: есть приходы и даже целые общины, делающие много, как для себя и церкви, так и для людей.

Раз в день меня выводили побывать на час на свежем воздухе. Через решетку вверху  можно было видеть небо и проплывавшие по нему облака. Вечерами, в камере, я снова слышал звон колоколов, и, внутри меня, уже не было безумного стремления покинуть это узкое, страшное место: место моего пожизненного заключения. Внутри  меня царила благость и спокойствие. Я продолжал записывать все то, что со мной происходит, в надежде, что все эти записи когда-нибудь попадут в руки читателя, и человек, читающий эти строки, задумался бы о смысле жизни, направил бы ее в нужное русло, не делал ошибок…