Через ямы, канавы, насыпи, крутые спуски и скользкие подъемы, через узкие мостки из утлых прогибавшихся досок, через шпалы, пути, кирпичи, листы железа и наваленные трубы мы дошли до прокатного стана. Под гулкими сводами рельсобалочного отделения горели в морозном тумане яркие электрические лампы. В колоссальном здании протяжением в три четверти километра всю середину от начала и до конца, как помост, занимали могучие рольганги, по которым должны катиться огненные полосы, чтобы стать рельсами.
Мы перед станом девятьсот.
– Красавец! – восхищенно поднял руку инженер. – Какая монументальность. И в то же время какая стройность! Наши прокатные станы – наиболее совершенные из всех существующих. Они максимально механизированы.
Через минуту инженер уже носился из цеха в машинный зал и обратно, спеша подготовить свой участок к прокату.
Высокий машинный зал сиял бесчисленностью ламп. Черные щиты управления сверкали чистотой и новизной. На них, как драгоценные камни, светились маленькие зеленые и красные сигнальные лампочки. В пол машинного зала, глубоко под цветными глиняными плитками, были вделаны электрические кабели – сто семьдесят километров кабелей в сложнейшей системе переплетений!
Мастер Чалышев, старый прокатный волк, торопливо бегал около стана девятьсот, настраивая и проверяя отдельные части. Вальцовщик Шаповалов разогревал водопроводные трубки жаркими факелами, космато пылавшими на толстой проволоке. У шестеренной клети с маслопроводом горели высокие жаровни кокса.
– Замерзла, Кузьмич! – кричал Шаповалов через стан на другую сторону.
– Как это замерзла? Грей! – щетинил густые рыжие усы Чалышев. Грей веселей. Пойдет!
И вода действительно пошла. Она полилась из трубок на толстые валки дождем. Дождь намерзал на металле тусклым опаловым слоем льда. Потом трубки частично выключали, и дождь на несколько мгновений почти совсем переставал. Тогда Чалышев, быстро сгибаясь, лез под валки с циркулем для производства нужных измерений, вода заливала шапку, шарф. Чалышев выскакивал, совал циркуль в валенок, молодо хватался за огромные боковые погонные винты в раме стана и снова с ловкостью и проворством начинал подкручивать гайки большим тяжелым ключом чтобы выровнять, выправить прозор нажима. Вода на его кожушке смерзлась зернами, точно промокший рис.
Прораб Хоржембо, начальник металлического монтажа, по отвесной железной лестнице поднимался на верхний мостик стана, на самую вышку нажимного устройства, где не поддавался какой-то контактор. Через минуту Хоржембо спускался вниз, к самому основанию стана, проверяя какие-то подземные части огромной машины.