Для Эдрика ни одна жертва во имя Рочестеров не показалась бы чрезмерной! И Робин пришел в себя уже в лесу, когда ничем не мог помочь самоотверженному парню, только всегда оставаться ему благодарным. А я рассказал Робину, как похоронил отца, о смерти твоей матери. Когда наши рассказы иссякли, Робин поднялся со скамьи, на которой сидел, обнял меня и, посмотрев мне в глаза, сказал с невеселой усмешкой: «Видишь, Вилл, я был прав. Графский титул не стоит того, чтобы я потерял из-за него любимого брата. Вот я стою перед тобой – граф Хантингтон, и чем я отличаюсь от тебя?» У меня перехватило горло от его голоса: столько боли и горечи было в нем! Он отличался. Отличался от меня, несмотря на сказанные им слова.
У Робина душа истинного властителя: великодушного, справедливого, умеющего владеть собой и обуздывать чувства, в отличие от меня. Он доказал за эти дни, что достоин называться воином, что ему по силам титул графа, в то время как я оставил и его, и отца на произвол судьбы, сам того не желая. Я вынул из ножен Элбион и, преклонив колено, положил его к ногам Робина. Склонив голову, я сказал: «Ваша светлость, господин мой и брат! Я приношу вам присягу и клянусь до конца своих дней быть вашим преданным вассалом. Моя жизнь в вашем распоряжении до последнего вздоха, граф Хантингтон!» В его глазах сверкнули слезы. Он поднял меня и, поцеловав в лоб, ответил: «Я принимаю твою присягу, Вилл, и благодарю тебя за нее, брат». И мы, конечно, не обошлись без Эдрика, который стоял в дверях и наблюдал за нами. Кажется, в его глазах впервые мелькнуло нечто похожее на довольство мной, но он тут же напустился на меня, сказал, что у меня нет совести. Брат ранен, устал, падает с ног, а я не даю ему отдохнуть, когда у нас столько дней впереди!
И Робин стал жить в Локсли. Его присутствие незаметно влияло на всех, особенно на молодежь. Он и за плугом шел так, словно был увенчан незримым графским венцом. Всем постепенно передались его достоинство, гордость, внутренняя свобода. Никто и никогда не выдал его ни вздохом, ни взглядом. Все втайне гордились, что граф Хантингтон живет среди нас, не чураясь простых людей. Мы с ним собирались попытаться вернуть владения Рочестеров из-под опеки шерифа после смерти короля Генриха. Но слепой случай занес в Локсли Гая Гисборна, и нашей спокойной жизни пришел конец.
– Что было нужно Гаю от Робина? – спросила Марианна.
– Робин и был нужен! – недобро усмехнувшись, ответил Вилл. – Ты же сама сказала это Гисборну в Ноттингеме, только другими словами. Но угадала правильно, за что он и ударил тебя. Его пленяла душа Робина, как потом пленила твоя душа. И, как твоей, он хотел владеть душой Робина безраздельно, подчинив ее себе, – иначе он не умеет. А Робин всегда остается сам себе господином и не признает ничьей власти над собой. Сам выбирает себе друзей, сам устанавливает правила для себя. А тут еще Гай очаровался легендами о Посвященных Воинах, узнал, что Робин возглавляет после смерти отца Воинов Средних земель. Ему отчаянно захотелось пройти обряд посвящения и обрести силы, которые даруются Посвященному Воину. Как ты думаешь, чем могло закончиться противостояние Робина и Гисборна?