Первое, что я сделал, так это сбросил пустые, бесполезные сейчас пусковые блоки для неуправляемых ракет. Аэродинамика самолета резко улучшилась, он стал более управляемым и вертким. Отлично! Вот теперь самое время спрыгнуть с лазерного поводка. Я взял рукоять на себя и с бешеной перегрузкой взмыл ввысь. Быстрее на вертикаль. Не думаю, что за мной пойдут. Не слетаны они так, чтобы заниматься групповой акробатикой.
Когда небо слева расчертили огненные трассы, я понял, что очень ошибался. Кто-то все же пошел. Наверняка Хватов, он самый опытный и бывалый. Опыт опытом, а стреляет хреново. Такое впечатление, что метит в моего невидимого ведомого, идущего в пол сотне метров слева. Ну ладно, не буду же я дожидаться пока Толик пристреляется. Прямо с вертикали ушел на вираж, а затем сорвался в крутую бочку. А ну, приятель, повтори, если сможешь! Хватов не рискнул. Фигура, на которую он сподобился, походила на очень крутую горку, после которой его самолет зашвырнуло на полтора километра вверх. Вот и хорошо, полетай там, под облаками. А мы уж как-нибудь у самой землицы…
Слева опять ударила трассирующая очередь, а вслед за ней эфир содрогнулся от панического вопля Петрика:
– Стой, Доц! Не стреляй!
После того, как огонь стих, захлебывающийся голос Женьки обратился уже ко мне:
– Семерка, р-р-ради Х-христа отверни!
Никогда не слышал, чтобы Петрик заикался. Да еще это старорежимное «ради Христа». Я опешил. Хотя опешил, это слабо сказано. Я содрогнулся от ужаса. Господи, боже мой, что должен чувствовать человек, когда его заставляют стрелять в наставника, друга, почти отца? Одиночество, растерянность, паника. Он на грани. Он может сорваться. Еще чего доброго кинется меня защищать. Вот это уже совсем ни к чему! Я наделал глупостей, но ни за что не позволю своему воспитаннику их повторить. Что ж, определенно со всем этим пора заканчивать, и как можно скорее.
Граница была уже почти под нами. Хотелось просто кинуться через нее. Не оглядываясь, не задумываясь о том, что было или будет. Можно конечно, но остается шанс, что вслед за мной на чужбину отправится стайка быстрокрылых белоснежных птичек, которым так по душе горячее дыхание моего самолета. Да и Петрик может выкинуть какой-нибудь фортель. Нет, уходить я буду так, чтобы у врагов исчезла всякая возможность целить мне в спину, а у друзей отпала всякая нужда мне помогать. Пусть и те и другие со спертым дыханием произнесут: «Это настоящий дьявол, его просто невозможно сбить!»
Пляску дьявола я начал резко и решительно. Мама моя, что я творил! Связки фигур высшего пилотажа следовали одна за другой. В меня не то, что невозможно было попасть, за мной сложно было проследить. Закончилось представление уже на российской территории. Может мне показалось, но как говорил лучший воздушный ас советского кинематографа капитан Титоренко, он же Маэстро: и небо тут голубее, и земля зеленее… Даже воздух в кислородной маске стал хмельной и сладкий. Этот пьянящий воздух свободы!!!