Встает мятеж, горят деревни,
А ты всё та ж, моя страна,
В красе заплаканной и древней.
Александр Блок
Они катили то сквозь летнюю сырую духоту, то сквозь пронизывающий зимний холод, без воздуха, без воды, питались только куском черного хлеба и тощей селедкой, от которой потом долгие часы и дни хотелось пить еще больше. Жак был одним из сотен и тысяч, преодолевавших той весной 1939 года бесконечные пространства в вагонах, придуманных министром внутренних дел Николая II, Столыпиным, чтобы перевозить русских крестьян, давно уже не крепостных, в Сибирь, где им предстояло осваивать новые земли на пользу империи. Это были вагоны для перевозки скота и инвентаря, но половина каждого вагона была приспособлена для людей.
Коммунистический режим преследовал те же цели, но с царского времени столыпинские вагоны сильно изменились. Окна забрали решетками, а в том отделении, где семьдесят пять лет тому назад располагались в относительном комфорте четверо крестьян, теперь ехали тридцать арестантов. Жака швырнули в один из составов, стоявших на запасном пути вдали от вокзала, чтобы ничьи нескромные глаза не заметили, как зэки садятся в вагоны. Посадка и высадка осужденных производились далеко от обычных пассажиров, и видели их только стрелочники и путевые обходчики, не смевшие никому об этом рассказать. Жака и всех остальных погрузили в вагоны прямо из воронков.
Представим себе молодого Жака, входящего в столыпинский вагон. Одежда на нем та же, в которой его арестовали, а на голове нечто странное – милицейская шапка, о происхождении которой он не подозревает. Костюм неплохо выглядит, учитывая полтора года ношения в камере. Замшевые башмаки в самом плачевном состоянии. Жак не расстается со своим лондонским темно-коричневым пальто из верблюжьей шерсти, которое там, куда он едет, будет вызывать у окружающих то зависть, то любопытство. «В одной транзитной тюрьме повстречались мне три эскимоса, гадавших, из меха какого зверя сделано мое пальто. Они щупали ткань, раздвигали ворс, потом обнаружили шов… и решили, что это был какой-то необыкновенный зверь! Вот как тюрьма расширяет наш кругозор!» Жак еще носил это пальто в первый свой месяц в Дудинке. Осенью он спрятал его под доской в бараке, и его оттуда украли. Позже он обнаружил свое пальто на вольнонаемном прорабе, купившем его у уголовника. В ГУЛАГе происходил непрестанный круговорот людей и вещей!
А великолепный чемодан с желтыми углами, который должен был сопровождать его на задание, он с разрешения начальства послал подруге, Валентине С. «Мы имели право пересылать свои вещи родным и близким, только вещи, без письма. С какой стати таскать за собой тяжеленный чемодан с наклейками роскошных европейских отелей, набитый кучей одежды? А Валентина хотя бы поймет, что случилось, и, может быть, продаст мои вещи. Я поступил правильно. В конвое был один американец с прекрасным кожаным чемоданом; когда мы прибыли не то в пятую, не то в шестую пересыльную тюрьму, его конфисковали надсмотрщики во время обыска. Заподозрили, что у него там бритва с лезвиями. В дороге нельзя было иметь при себе ничего твердого и жесткого».