– Да, я коммунист и вы коммунист, но между нами колючая проволока.
– Но это не моя вина. Не я вас осудил. Вас наверняка осудили по ошибке, и я уверен, что вас освободят.
– Вот когда освободят, тогда мы оба будем просто коммунистами. А сейчас нас разделяет колючая проволока.
С этого момента все последующие пять лет, что Павлов был в лагере, каждый раз, стоило мне найти работу полегче, об этом через своих стукачей узнавал Павлов (а стукачи у него были повсюду), и меня сразу же отправляли на самые тяжелые работы. Нашлись всё же люди, которые пытались мне помочь. Помню одного товарища – он был еще из нашей первой бутырской партии, с нашего “Мейфлауэра”. Он отвечал за разгрузку катеров с углем. Я его ни о чем не просил, но он приглашал меня в кабину и сажал расчерчивать ему формуляры. Отчеты он должен был подавать на формулярах, но их не было, и ни бумаги, ни карандашей тоже не было. Надо было обходиться берестой или фанерой… Павлов обнаружил, что я нашел себе халтуру, и перевел меня в другую бригаду, грузившую бревна на платформы.
В другой раз меня послали на дальнюю стройку, где я никого не знал. Начальник строительства был кореец, осужденный за бандитизм. Принимая к себе новую команду, он окидывал каждого зэка пронзительным оценивающим взглядом, словно скот, который привели на убой.
– Жак, зайди ко мне в контору! Говорят, Павлов тебя со свету сживает.
Цой принадлежал к блатному миру, причем к прежней, “благородной” когорте воров в законе, имевших понятие о чести; он назначил меня истопником в контору. Но счастье опять длилось недолго.
В другой раз знакомый инженер из центральной норильской зоны через генерала, руководившего всем промышленным комплексом, затребовал меня к себе чертежником. Следователь Павлов из Дудинки доложил, что перевести меня невозможно, поскольку я госпитализирован. Госпитализация состояла в том, что я надрывался на особо тяжелых работах! В конце концов пошли слухи, стало известно, что Павлов меня преследует».
Этот рассказ Жака подтверждает выводы Солженицына о том, как вербовали доносчиков, которые всегда поначалу сопротивлялись, кто больше, кто меньше. Первым делом пускали в ход аргумент:
– Вы честный советский человек!
Жаку, правда, сказали:
– Вы честный коммунист.
Второй аргумент – избавление от особо тяжелых работ, местечко в зоне, дополнительная порция каши, немного денег, даже сокращение срока; до этой стадии Жак не дошел.
Аргумент номер три: угроза с легкой работы перевести на тяжелую, это с Жаком было проделано.
Аргумент номер четыре – шантаж применительно к родным: вашу жену, ваших дочерей отправят в лагерь; к Жаку с этой стороны было не подступиться.