Жака тут же доставили в Норильскую следственную тюрьму, где у него хватало времени размышлять над терпеливо разработанным сценарием, по которому он становился постоянным обитателем ГУЛАГа. Во-первых, Олег П., которого что-то уж слишком легко освободили. Олег вел себя непростительно, но в конце концов у него старенькая мама, он ее очень любит, ей необходимы лекарства, которых власти запросто могут ее лишить. Алексей Г., бывший зэк, приехавший с тем же конвоем, что Жак и Олег, в прошлом был журналистом «Известий», много путешествовал, бывал в Париже. Он тоже был бывшим заключенным, не имел права вернуться домой, его судьба также висела на волоске и полностью зависела от следователя.
А француза Франсуа П., «после того как он помог сфабриковать дело, за которое меня посадили на двадцать пять лет, перевели в другой лагерь, где он стал известным стукачом. Я узнал об этом во время съемок телевизионной передачи о французах – узниках ГУЛАГа, от Бернара Же́рма, другого француза, который, на беду, когда в сорок пятом году служил в оккупационных войсках в Вене, пошел навестить свою девушку, попал в облаву и таким образом нежданно-негаданно угодил в ГУЛАГ. Как был арестован Франсуа П., я понятия не имею. Ясно одно: его арестовали за границей, что позволило ему выйти на свободу раньше меня. Кажется, в конце войны он торговал на черном рынке не то в советской оккупационной зоне Германии или Австрии, не то прямо во Франции в те времена, когда советские комитеты по репатриации выискивали перемещенных лиц. Как бы то ни было, Арсеньев использовал его, чтобы меня погубить. Вероятно, Арсеньев предположил, и не без оснований, что, потеряв коммунистический идеал, я обратился к французскому патриотизму. А Франсуа П. был жалким типом, которого Арсеньеву легко было превратить в свое орудие. Он посадил не только Франсуа, но и нескольких его приятелей, дававших ему советы, чтобы создать крупное дело, затрагивающее три посольства свободного мира!»
Когда в 1993 году по требованию Жака его дело пересматривали, он получил документ военного трибунала, в котором говорилось, что решение ОСО 1949 года касательно Жака Росси, Франсуа П. и еще четырех человек, эстонца, украинца и двух русских, ликвидировано «за отсутствием факта преступления». К нему была приложена копия приговора 1949 года, извлеченная из дела, где указывалось, что Франсуа П., осужденный ОСО в 1948 году и приговоренный к двадцати пяти годам, на момент суда над Жаком отбывает наказание в лагере № 2 НКВД.
Обида на Франсуа П. преследовала Жака дольше всех других обид, также вполне законных. Ведь Франсуа П. покусился своим предательством на самое святое, что оставалось в душе у Жака после того, как развеялись в дым его коммунистические идеалы, посягнул на то единственное, что еще помогало жить и сопротивляться. Франсуа П., француз, которого он хотел спасти, предал Жака-француза. Но это предательство не разрушило его новой брони, не столько национальной, сколько культурной, брони, которую Жак выковал себе, чтобы легче расстаться с коммунистическими убеждениями. И всё же Франсуа П. был всего лишь орудием той системы, порочность которой Жак сам осудил, системы, что в течение всех этих черных лет снова и снова объявляла людей преступниками, приговаривала к новым срокам, чтобы использовать их рабский труд и наводить на них страх.