В недрах Коминтерна существовали так называемые национальные секции – английская, французская, немецкая и другие. Сам я был подчинен отделу, который назывался ОМС – отдел международных связей. Там работали “надежные” ребята – молодые, преданные делу, дисциплинированные и прежде всего полиглоты. А я как раз был полиглотом. Я знал много языков и ездил на задания с разными паспортами. Считалось полезным “говорить на языке своего паспорта”, как выражались в Коминтерне.
В употреблении были два типа документов. “Малый”, “временный” паспорт был нужен для выезда в ближние страны, Финляндию или Швецию. Если задание оказывалось рассчитанным на долгий срок, в этой стране агент встречался с неким товарищем, как правило незнакомым, который передавал ему совершенно другой паспорт; встречи происходили в кафе или другом публичном месте. Главное, нельзя было ехать дальше с тем паспортом, на котором стояли отметки Советского Союза. Этот второй, “настоящий” паспорт часто бывал выписан на имя реального человека. На нем просто меняли фотографию. Имея при себе этот паспорт, я должен был знать назубок биографию “моего” подставного лица: из какой он семьи, где учился, что с ним было, всякие подробности. Каждый раз я заучивал всю его жизнь. Когда на задании останавливался в гостинице, заполнял карточку согласно этим сведениям. Если бы кто-нибудь стал проверять, то убедился бы, что в таком-то городе на такой-то улице действительно живет Жак Дюпон, или Джон Смит, или Хуан Гонсалес.
Если на советской границе таможенник ставил штамп на странице с фотографией, такой документ больше использовать было уже нельзя. Однажды я неосторожно попробовал указать таможеннику, на какой странице ставить штамп. Я просто хотел облегчить техническую работу моим товарищам. Таможеннику это не понравилось, он доложил начальнику, и меня сняли с поезда.
– Уверяем вас, мы умеем отличать фальшивые паспорта.
Я объяснил ему, на какую службу работаю, попросил позвонить товарищу из московской службы ОМС, и он это сделал. Я не слишком беспокоился, потому что мы практически находились в России, которая была для меня святой землей.
Но мне пришлось два дня ждать в гостинице, после чего мне вернули документы и сердечно пожали руку. Служба Коминтерна внятно объяснила происхождение моего паспорта – но пограничник жаждал доказать свою бдительность, и это ему удалось».
Таким образом Жак провел приблизительно девять лет, сперва на службе у Коминтерна, потом у другой организации. Девять лет поездок под чужими именами и с паспортами разных стран, девять лет блужданий, направленных на достижение одной и той же цели. Возвращаясь с задания, Жак сдавал паспорт и получал другое удостоверение личности, с которым существовал на территории СССР. Бывало, под одним и тем же именем он жил месяц, а иногда и несколько лет. Жак знал, что будет играть свою роль до конца. Ведь в юности он уже придумывал персонажей, когда писал пьесы и ставил спектакли во имя революции! В докомпьютерную эпоху не так легко было разоблачить поддельные документы. С североамериканским или латиноамериканским паспортом, к примеру, можно не беспокоиться, что тебя раскроют: европейская полиция не в состоянии проверить, в самом ли деле этого человека знают в стране, откуда он якобы прибыл. Как и полагается секретному агенту, Жак знал только своего непосредственного начальника, но и о нем ничего не знал, а начальник ничего не знал о Жаке. Впоследствии какой-то журналист спросил, был ли он счастлив в этот период своей жизни, и Жак ответил, что да, конечно, ведь он делал нечто полезное для всего человечества, а когда я предположила, что в те годы он был ближе всего к своей «химере», он со мной согласился, добавив, впрочем, что вообще не задавался тогда подобными вопросами: «Я твердо верил, что мировая революция вот-вот произойдет».