3. Признавайся, грязный фашист!
Если бы чеховским интеллигентам, всё гадавшим, что будет через двадцать-тридцать-сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом, опускать человека в ванну с кислотами, голого и привязанного пытать муравьями, клопами, загонять раскаленный на примусе шомпол в анальное отверстие («секретное тавро»), медленно раздавливать сапогом половые части, а в виде самого легкого – пытать по неделе бессонницей, жаждой и избивать в кровавое мясо, – ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом.
Александр Солженицын
Жак говорит, что его арестовали в конце декабря 1937 года. Массовое применение пыток началось в ночь с 17 на 18 августа 1937 года. «К утру 18 августа, как мне рассказывали, большинство подследственных в Бутырках вернулись с допросов с заметными следами побоев. Вероятно, именно той ночью то же самое началось по всему Советскому Союзу».
Сам он ничего не боялся и упрямо цеплялся за мысль, что, возможно, в стенах НКВД происходит саботаж, потому что не может же быть, чтобы в стране Ленина и Сталина пытали людей; он ждал, когда охранник, вызывая на допрос, назовет первую букву его фамилии. Букву называют шепотом, и все, чья фамилия начинается с этой буквы, должны по очереди назвать себя охраннику, а тот, сверяясь со списком, спрашивает у них имя, отчество и год рождения. Если все совпадает, человека уводят. Позже Жак узнает, откуда пошел такой странный обычай.
В тот день, спустя примерно шестьдесят дней с его задержания, в списке на букву Р фигурирует отчество «Робертович».
– Приготовьтесь на выход.
«Я был совершенно уверен, что выйду на свободу. Удивило, что меня подвергли этой процедуре. Я не сомневался, что за дверью ждет офицер, который принесет мне извинения.
Следователь – а в коммунистической стране он и собирает “материал”, и возбуждает дело, а то и сам арестовывает, и предъявляет обвинение, и ведет предварительное следствие, и составляет обвинительное заключение – ждал меня, сидя за столом в форме защитного цвета и сапогах. На первый раз я имел право сидеть на настоящем стуле. Позже мне предназначался табурет, привинченный к полу в самом дальнем углу кабинета.
Я предстал перед следователем, и он задал мне вопрос; как я позже узнал, его задавали всем, но тогда он меня изумил:
– Знаете ли вы, почему вы оказались здесь?
– По ошибке…
– Вы должны откровенно рассказать о вашей контрреволюционной деятельности. Мы всё знаем… Мы пришли к выводу, что вы представляете слишком большую опасность, чтобы оставаться на свободе… Лучше честно обо всем расскажите… Вам же будет лучше… Вы должны признаться в своих преступлениях…