Заметив косые взгляды Стива, Олаф загадочно улыбнулся.
– Месть – все-таки самое сладкое блюдо в мире, – сказал он, откинувшись на спинку кресла и довольно сложив руки на животе, – эта прописная истина известна всем, но истинной она становится лишь для того, кто на своей шкуре испытал эту сладость… Ты видел, во что они превратили меня за эти три похода туда и обратно. Думаешь, эти ведьмы не могли посадить меня на своих замечательных коней? Могли, еще как могли! Но не захотели. Наоборот, когда я третий раз предстал перед вождями и просто сказал, что явился попрощаться с ними, ибо так принято на нашей планете – нельзя уходить, не попрощавшись, вожди дали особое поручение конвою. И дорогу назад они превратили в полосу препятствий. Сплошь болото или буреломы. Или буреломы в болоте. С какими-то мелкими кровожадными тварями, от которых невозможно было отбиться. Конвой зажимал меня между своими животными, затаскивал в самую чащобу бурелома и там бросал. Их кони, а с ними и оседлавшие их ведьмы, прекрасно чувствовали себя во всех условиях – не проваливались в топь, а по буреломам скользили, словно на коньках по гладкому льду. Я же выползал, как мог, обдираясь и царапаясь, при этом помня, что мое время ограничено – я не мог болтаться там еще сутки, мы бы просто не успели вернуться к сроку. А что ты все успеешь сделать, я не сомневался…
– И как же ты собрался отомстить им? – спросил Стив, – что, соберешь маленькую армию, прилетишь и устроишь побоище?
– Зачем же так грубо и прямолинейно? – ответил, улыбаясь, Олаф, – моя месть куда как проще и эффективнее. И я уже сделал это. Ведь я проходил через их деревню. заглядывал через оконные и дверные проемы в дома. И видел точно: живут чуть выше первобытного строя. Из утвари – ничего сложного. А красивыми быть хочется. Ты ведь заметил, что там одни женщины, пусть и инопланетянки, это сущности их не изменило. Все, как и у нас, ходят накрашенные и причесанные. Но разрисовывают и делают прически не сами себе, а друг другу и практически никогда сами себя не видят, разве если через отражение в воде. Но много ли в водяном отражении увидишь? К тому же, попробуй еще сохрани воду, чтобы по ней не бежали волны или от ветерка, или от всевозможных сотрясений типа шагов поблизости и тому подобного… Поэтому перед отлетом я попросил командиршу передать вождям наш подарок. Этим подарком и был лючок синхронизатора. Понимаешь, что это значит для них? Это для тебя лючок, а для них – зеркало, которое невозможно ни поцарапать, ни разбить, как аборигены делали со всеми другими земными подарками. Здесь же – не получится. И я ведь не зря подходил ко многим из этих местных амазонок и показывал им их же отражение в лючке. Половина шарахалась и пугалась, вторая половина выказывала заинтересованность. При том чаще всего такую, что можно назвать крайней заинтересованностью: им хотелось получше рассмотреть свое отражение, а некоторые даже начинали поправлять прически. Дальнейшее, я абсолютно уверен в этом, просто: не сумев ни разбить, ни испортить «подарок», начальница отряда неминуемо повезет его вождям. Во-первых, надо сообщить им, что пришельцы, то есть мы, убрались восвояси. Во-вторых, показать неубиваемый подарок. А тому, чтобы он, этот подарок, не пропал по дороге (это если у начальницы окажется с избытком дремучего фанатизма), посодействуют те из амазонок, кто увидел воочию и успел понять выгодность свалившейся им в руки вещи. А таких после моей демонстрации зеркальных свойств окажется не так и мало… В конечном итоге, я не берусь гадать, что конкретно будет, когда новоявленное зеркало окажется перед кучей властных независимых друг от друга вождей-женщин, но рассуди сам: зеркало всего одно, небольшого размера, даже двоим сложно одновременно смотреться в него, а если желающих существенно больше, и каждый норовит быть первым?