Азагот хмыкнул, что Хок счёл за смех.
— Тогда, чем могу помочь?
— Только что разговаривал с Эмерико, и он сказал, ты согласен с ним, что Аврора должна уйти.
Махнув рукой, Азагот остановил парад душ и повернулся к Хоку.
— Немного неверная характеристика того, что я сказал.
В душе затеплилась надежда.
— Значит, она может остаться?
— Нет, я сказал, что ты можешь её привести сюда. — Огонь в камине вспыхнул, сопровождая мысли Азагота. — Но существуют правила. Ей нужно уйти.
Твою же мать. У Хока сердце сдавили тиски. А он надеялся. Аврора заслужила лучшего, и он будет биться за неё. И дело даже не в вине за то, что из-за него она оказалась в такой ситуации, а в том, что Аврора ему нравилась. Праймори или нет, она особенная.
— Это неправильно, и ты это знаешь, — с яростью заявил он. — За ней охотится серийный убийца. Она не праймори, и правила на неё не распространяются.
— Я не знаю, что сказать. — Азагот, опершись бедром о стол, вытянул длинные ноги. — Совет Мемитимов держит Шеул-Гра открытым, только пока Мемитимы не нарушают правила или не вмешиваются в судьбу праймори
— Ни для чего из этого я не использую Шеул-Гра, — заспорил Хок. — Я знаю, что судьба Дрейгера не изменилась из-за того, что я сделал с Авророй. Кроме того, мир твой. И правила твои. Ты можешь заставить Совет изменить правила.
— Не могу, сынок, — возразил Азагот, и Хокин едва не упал. Азагот никогда так к нему не обращался, и Хок не знал, что сказать. К счастью, Азагот продолжил говорить, и Хоку не надо было отвечать. — Мне есть о чём договориться с Советом. Припас в рукаве много карт, и не могу потратить не одну из них на человеческую женщину.
— Но…
— Нет. У тебя есть обязанности перед праймори, а не перед случайными людьми.
— Она далеко не случайность, — проскрежетал он. — И мне не нужна лекция про мои обязанности.
Выругавшись, Азагот выпрямился, и атмосфера вокруг стала напряжённой.
— Ты что-то чувствуешь к этой женщине. Хок, это глупо. Ты позволяешь эмоциям влить на работу и поступки. Это ошибка.
— Ошибка? — Хокин фыркнул. — Не могу поверить, что ты так говоришь. Именно ты изменил свой мир ради женщины, которая теперь всё чаще избегает встречи с тобой.
— Мои отношения с парой тебя не касаются.
Хокин понимал, что должен заткнуться. Но, проклятье, ему нравилась Лиллиана, а его отец самый огромный идиот, и его терпение уже на исходе. В конце концов, кровь Азагота течёт по его венам.
— Лиллиана для меня стала больше родителем, чем ты, — проговорил он. — И я не хочу видеть, как ты причиняешь ей боль.
Зашипев, Азагот обернулся, и Хок задумался, что задело отца больше? То, что Лиллиана стала больше для него родителем, или то, что Азагот делает ей больно?