– Хочу сесть и, наконец-то, начать писать этот рассказ, идея которого висит у меня в мыслях уже три месяца, а может и больше. Но, наверное, надо бы покушать. Когда я ел последний раз? Я же вчера ел? Ну-да, ну-да…ел. Эм, не помню когда, но времени всё равно прошло много. Как раз пока ем, посмотрю новости, да в себя приду, чай попью.
И Сергей Алексеевич неспешно пошёл собирать себе его «поздний завтрак». Неспешно не потому что он был праздным или удовлетворённым, или ещё каким, а потому что долгое пребывание в депрессии сделало его стариком. В результате, пока он налил чай, положил и разогрел еду, съел её, ознакомился с новостями под чай, оказалось, что время уже около 14 часов. А это означало, что надо идти выгуливать собаку. Опять пришлось Сергею Алексеевичу вставать, одеваться, идти с собакой гулять, а собака очень невоспитанная, всё время норовит с кем-нибудь подраться или вытянуть своего выгульщика на дорогу под машину. Таким образом, вернувшись к трём часам дня, Сергей Алексеевич зашёл в квартиру будучи «на нервах», слегка уставший из-за этого, и весь злой.
– Хочу ещё чая, как раз успокоюсь. – зло, но тихо, говорил он самому себе. И снова пока он раздел себя и собаку, пока сделал чай, пока выпил его, занимаясь своим досугом, прошло более получаса.
И вот, собрав наконец себя в руки, он сел писать рассказ. Возможно, будь Сергей Алексеевич более опытным, или образованным, или талантливым писателем, если он вообще может считать себя писателем, то не было бы и проблем с написанием рассказа, но то начало не начиналось, то середина не выходила, то терялся смыл уже напечатанных строк, то эти самые строки переосмыслялись, переписывались, в общем подвергались всяким изменениям.
Каждый раз оставляя рассказ на потом, Сергей Алексеевич не нарочно снова пробуждал в себе ощущение некоего долга. Это ощущение сидело в непреступном месте его сознания, то и время укалывая его в самые разные уязвимые места. Таким образом, это ощущение разъедало ядом всё нутро Сергея Алексеевича пока тот снова не садился писать, а если он садился и, понимая, что ничего не выходит, переставал писать, то яд начинал жечь ещё сильнее. Будто Сергей Алексеевич был должен кому-то, причём даже не себе, а кому-то другому, близкому и дорогому, человеку, которому быть должным совсем не хочется, которому быть должным совестно, и мерзко от ощущения, что ты такой подлец всё ещё ему должен.
В этот раз Сергей Алексеевич уже и начал было писать, и даже написал какую-то часть текста, как к нему в комнату вошла его тётя – Мария.