– Мы тоже скучали! – крикнул во все горло радостно Андрей. – Ты видел сколько мы стекла собрали?!
– Стекла? – переспросил Ипостасей.
– Стекла… – тихо произнесла невестка. – Они перестали принимать металл, говорят стекло сейчас на вес золота, вот только платят за него, как за испорченный бумажный лист. Я-то не хотела идти сама, а вчера вечером Андрейке нездоровилось – жар у него, понимаешь? Тут и людей не было рядом, чтобы кого-то попросить. Вот и надумала хоть как-то монету получить, хотя бы немного мальчишке на еду.
– Семья, у меня к вам разговор. Отныне, никто из нас в нищете этой поганой жить не будет. Это говорю я вам, моей душе дорогие люди.
– Весть-то добрая какая, Ипостасей, что же, что же случилось?
– Ох, любовь моя, рассказать бы все, да не могу же. Но будь уверена, боле в еде и тряпках отказывать ты не будешь себе. Уж если только намекнуть могу, – Ипостасей показал грязный указательный палец и стал целеустремленно тыкать им в небо, смотря на невестку и сына глазами немного больного человека. – Понимаете? Теперь-то вы поняли?
– Дорогой, может тебе тоже не здоровится, может жар какой подхватил, а? У меня в авоське полотенце есть, его нужно только в теплой воде где-то сполоснуть.
– Да молчи ты со своим полотенцем, – рявкнул Ипостасей. – Тоже мне, невестка заботливая. Я вам тут пытаюсь тайну открыть – намекнуть так сказать, а вы дурака из меня делаете. Не гоже так с человеком, что рдеет за ваши души.
– Ты успокойся и не злись, твои высказывания абсолютно напрасны. Мы верим тебе и без этих всяких объяснений. Просто ты говоришь такие слова, которым трудно поверить без подкрепленных к ним вещей. Но это все пустяки, будет так, как скажешь, дорогой мой и любимый муженек.
– Нет, ты конечно права, – Ипостасей немного задумался. – Что же я не спросил у него – вот дурак то. Знаете, что, нужно просто подождать. Ждать будем у лавки мясной, как и прежде. Там не такие глупые как здесь – разберутся лучше нашего, и все сделают так, как нужно. Уж я уверен в этом. А не сделают – ну что же, судьба твердолобая значит не позволила, – он подошел к авоське и пнул ее ногой ближе к свалке, та с грохотом разбитого стекла упала в нескольких метрах дальше. – А это, нам боле не понадобится, – Ипостасей взял за руку Андрейку. – Пойдемте, – он тяжело выдохнул, – нам пора.
С самого утра советник нотариуса Артем Григорьевич не мог найти себе места. В этот день он пришел на работу раньше всех и принялся что-то нервно искать в архиве. Зацепившись второпях за косяк деревянной полки, он резко дернул рукав на себя, тем самым надорвав новую сорочку. «Вот же дурость» – проговорил он про себя и продолжил дальше искать в папках архива что-то очень важное. Его чуткое самолюбие не давало ему приходить даже в такие дни на работу в чем попало, советник очень кропотливо и даже с некой материнской заботой относился к выбору своего гардероба. У него были знакомые в иностранных магазинах, где из-под прилавка Артем Григорьевич приобретал разные костюмы, сорочки и шляпы по завышенным ценам. Когда он заходил в подобного рода магазины, хозяева специально выгоняли других покупателей и закрывали все входные двери персонально для дорогого гостя. Сорочка, что была порвана в тот день, была куплена за неделю в небольшом, но в очень дорогом месте. Продавец уверял его, что она проживет столько, сколько не проживет и сам хозяин. В тот момент, когда советник пытался что-то отыскать в папках, в архив зашла девушка – эта была Анна, секретарь нотариуса. Никто ее и никогда не называл по батюшке, может это было из-за раннего возраста или банального неуважения, саму ее это очень сильно волновало и каждый раз, когда она заходила в кабинет к нотариусу с чашкой чая, она мечтала о том, чтобы ее назвали «по правильному». Анна была студенткой и училась на мастера-швею, с этой работой ей помогла матушка, которая в данный момент времени была прикована к кровати из-за недавней инфекции, что распространялась по городу с удивительной скоростью.