Действительно, с Антоном у Комяковой сложились свои, особые отношения. И начались они давно, в туманной дали, в такой дали, в которой разглядеть что-то, даже с высоты телевышки, транслировавшей когда-то передачи их редакции, было невозможно – настолько все изменилось. С другой же стороны, достаточно было просто вспомнить и все виделось ясно, как будто произошло вчера. При всех изменениях что-то, конечно же, остается неизменным, хоть и не всегда видимым, такая подводная часть айсберга…
Итак, отношения Комяковой с Антоном начались не до «письма», что совсем уж понятно, а после… В то время, когда Антон лежал в больнице после своей попытки отравления. Все его жалели, все хотели его навестить, но он никого не хотел видеть. И только одной Комяковой это удалось.
Антон сидел в больничном дворике, на скамейке под пыльным деревом в такого же цвета пыльной больничной одежде. Лето увядало и здесь это увядание почему-то особенно проявлялось. Комякова, отвергнув традиционные пути посещения больных, просто перелезла через забор в удобном для этого месте и подошла к нему. Прогнать ее он уже не мог, поэтому мало-помалу завязался разговор… Но тут надо вспомнить одну существенную деталь про них обоих.
Комякова была старшей сестрой брата. Ее младший брат, как и отец, стал военным, после суворовского закончил еще одно училище, мотался по военным городкам на Севере, а потом в Сибири, постепенно вырастая в чине. Виделись они редко. Парень он был неплохой, но занимались они разными вещами и общего с годами становилось все меньше. Антон же был младшим братом сестры. Жила его сестра тоже в другом городе и тоже занималась совсем другими делами, но детская привычка в том, чтобы его по-прежнему бескорыстно опекала сначала маленькая, а потом уже взросла женщина, в нем оставалась. И вот, при этом их первом, с глазу на глаз, разговоре в больничном дворике Комякова сразу почувствовала в нем нуждающегося в опеке младшего брата, а он – старшую сестру, в опеке которой нуждался и которой доверял. Состояние душевного комфорта в этом союзе было взаимным. Комякова к тому времени уже два раза побывала замужем, была опытней и искушенней и, оказывается, именно она помогла ему завоевать Инну Муромцеву. Другой вопрос – зачем? («Зачем? Зачем ему была эта засранка?» – несколько раз выкрикнула Комякова, только чуть отошедшая от спазма сосудов.) Разговоры между ними велись самые доверительные и, как это ни странно, обнаружилось много общего - во всяком случае, общественный темперамент был у обоих. Конечно, были между ними и ссоры, и разногласия. Как в любой семье. Но как и в любой семье, они проходили почти без следа, а равновесие и чувство надежности оставались. Еще более крепкое, может быть, чем чувство к конкретным родным, потому что именно в таких вещах, в дружбе, в чувстве к чужому, менее знакомому человеку, конечно же, в молодости и только в молодости, проявляется потребность в идеале и надежда на идеал. И это, как жажда.