– Мишка, как думаешь, туфли в Крым нормально будет?
– Конечно, у них же обуви тоже нет. Может быть, во время перестрелки пропала или просто малы кому-нибудь и надо новые.
– Ты чо?! – сказал я, – при чем тут малы? Если малы, они пойдут в магазин и купят.
– Ничо! – закричал на меня Мишка. Вот мне не покупают, а мне малы! У матери зарплата быстро кончается. Эх, был бы я в Крыму, – вздохнул он, – ты бы мне посылочку прислал. Одежды новой и игрушек.
– Так и езжай в Крым, вместе с мамой! – придумал я, – там тебе нашу посылочку и передадут! А ты ее возьмешь, и сюда к нам обратно! А что? Крым же наш!
– Да мы и раньше ездили с мамой в Крым вообще-то. В Ялте были в Ласточкином гнезде, я и не знал тогда, что он был не наш… – Мишка заговорил медленно и явно погрузился в какие-то воспоминания.
– Слушай, – сказал я, – давай выбирать, а то мне мама скоро звонить начнет. Вот у этой бабушки тапки, может их? – Мишка показал на самую первую бабушку из ряда покрывал. Я посмотрел внимательнее и обнаружил, что это дедушка, только сильно замотанный в платки и капюшоны.
– У вас эти тапки сколько стоят? – я показал на мягкие вязанные то ли тапки, то ли носки из цветных ниток.
– 300 рублей, – ответил дедушка каким-то женским голосом (наверное, все-таки бабушка, подумал я), – но если вам нужны, уступлю.
– Конечно, нужны, а то что бы мы спрашивали? Но у нас только 50 рублей, – наврал я.
– Ну, тогда отдам за 100.
Ничего себе, подумал я. Получается, я умею торговаться. Бабушка говорит, что торгуются люди не очень культурные, как Маша из 14 квартиры, и на рынке всегда поэтому завышены цены. Поэтому бабушка ходит в магазин «Магнит», хотя бы не надо тратить на это свое время. Другое дело Маша – человек простой, время ей больше некуда девать. Да, наверное, на этом блошином рынке много бездельников, подумал я. Ходят, торгуются, ничего не покупают.
– Ладно, за 75, – уже окончательно обнаглев, сказал я деду, – но нам еще куртка нужна, зимняя. У вас нет?
Тут я заметил, что Мишка ушел от меня по ряду вдоль покрывал, усеянных мелкими и очень старыми штуковинами. Детские машинки, салфетки, железные кружки, подстаканники под стакан, какие только в поезде видел один раз, но новые, самовар, как у прабабушки Люды был на старой квартире. Все какое-то ржавое, грязное, но при этом какое-то… Не знаю, какое слово придумать. Плохое – не плохое. Слово у меня не подобралось, но оторвать глаз от этого чудесного ряда цветастых покрывал я уже не мог. Шел так же, как и Мишка, вдоль ряда и смотрел на странных продавцов, я раньше таких нигде не видел. Тут стояли и старенькие, и молодые, но на рынок, на который бабушка не любила ходить, они были не похожи. Они как будто и не хотели ничего продавать, не приставали, не кричали, а как будто просто показывали всем свои машинки и блюдечки с цветочками. Я отошел от деда с женским голосом, а он так и остался стоять, даже не посмотрел на меня, как будто бы я ему денег не предлагал. Догнал Мишку.