Шествие двигалось медленно, и казалось, все мешало ходу: нехватка рук и ног, беспомощность людей, тяжесть ноши, крики и стоны страдающих. Непростым препятствием стала вода. Пару раз ямы и пробоины чуть не стали причинами катастрофы, чуть не перевернули нескладную конструкцию. Пришлось остановиться; бурлил поток, толпа стонала все громче. Двое самых сильных мужчин с руками быстро поставили конструкцию на место; другие удерживали ее спинами. Однако нельзя было надолго останавливаться, все могло развалиться на части, ибо люди начинали больше волноваться и раскачиваться. Они должны были двигаться вперед, не теряя скорости.
Смотреть на это было нестерпимо больно. Слезы брызнули из моих глаз. От жалости, от отвращения, от дикой душевной боли. От вида больных страдающих детей и женщин. От увиденного я похолодела, руки и ноги словно окаменели, все тело застыло. И чем больше я смотрела на чудовищное шествие, тем больше чувствовала, как схожу с ума от ужаса и боли. Картинки поплыли у меня перед глазами, я теряла сознание: увиденное не укладывалась в голове. Еще чуть-чуть, и я сама бы упала прямо в эту розовую кашу голых людей, толкающих друг друга вперед… А шествие не обращало на меня никакого внимания. Оно медленно, настойчиво и целеустремленно продвигалось вперед, мешая грязь с водой, болью и страданием. Похоже, эти полулюди непреодолимо желали дойти до какой-то цели туда, где ждало их спасение.
Не в силах более смотреть, я уже хотела улететь прочь и попытаться навсегда забыть то, что увидела. На несчастье, мой взгляд упал на конец этой ползущей розовой змеи, она тонула в серо-зеленой жиже болота, бурлящей грязью. В хвосте, заметно отставая, ползли те, кто пострадал больше всего. Точнее, они были привязаны веревками и цепями к другим; сами они уже не могли идти. Изуродованные увечные остатки мужчин, женщин, подростков и детей. Целые семьи. Люди, смертельно усталые, вяло стонали, прыгая по кочкам, ударяясь о коряги, или молча и бессильно болтали головами. Канаты беспощадно сдавливали им шеи и спины, оставляя багровые следы на коже; куски рук и ног вязли в грязи, вода накрывала тела по самое горло. Дощечки, на которых ползли эти люди, находились слишком низко, почти на уровне груди, поэтому они могли захлебнуться грязной водой или получить по голове прыгающими концами цепей.
От этого жуткого зрелища, от безжалостной, бесчеловечной картины мое сердце чуть не разорвалось от ужаса и отчаяния. Будто оно пыталось выбраться из тела, чтобы исчезнуть, не видеть обрубков человеческих тел, не слышать жутких стенаний. И сердце словно застряло в горле, давясь от собственной немощи и удушающей тошноты. Я задыхалась, не могла овладеть собой, мои мысли замерли, даже глаза не слушались меня и не могли закрыться.