Наконец, мы протиснулись к столу, уселись и сделали заказ. Я взял Свету за руку.
— Очень испугалась?
Она сняла шапочку и, положив ее на колени, тряхнула головой. Темные кудри рассыпались по плечам. В своей изящной тунике, с распущенными волосами она была удивительно хороша.
— Так, самую малость, — Светка улыбнулась, но улыбка вышла несколько натянутой.
Ясно, значит, перепугалась до полусмерти. Но когда я ее видел, она исправно лечила чернявого. Значит, держала себя в руках, молодец.
— Ты умница, Свет. Могу себе представить, как все это для тебя тяжело.
— Что именно?
— Ну-у… Незнакомая жизнь, эти монстры, постоянные бои, боль.
Она тихо засмеялась.
— Да все нормально, Дим, не парься.
— Как ты жила до Синеуса? — поколебавшись, спросил я. — Помнишь, ты обещала рассказать, почему приехала?
Улыбка сошла с ее лица, она долго молчала. Потом все же ответила:
— Мои родители погибли, когда мне было семь. Бабушек–дедушек у меня нет, и я попала в детский дом. Все знают, что там живется не сладко, но никто не подозревает, каково это на самом деле. Вот у тебя, к примеру, в детстве был компьютер?
— Да, — покаянно кивнул я.
— А книги? А рубашки, брюки, обувь? Игрушки? Мобильник? Ведь все было, верно? А у меня ничего своего. Вообще ничего. Нам выдавали один комплект одежды на сезон, и тот могли отобрать и вместо него сунуть какое–нибудь рванье. От однотипной еды тошнило. Если кому–то доставалась конфета или обломок печенюшки, так это был праздник! Наказывали за малейшую провинность, а иногда и просто так. Не удивляйся, били. Обычное дело. Да что там, и похуже случалось…
Она сглотнула комок в горле и замолчала. Потом, собравшись с силами, заговорила снова:
— Я ждала восемнадцати, как манны небесной. Вот, думала, заживу. Дадут квартиру, выучусь, пойду работать. А тут эпидемия. Соцпрограммы свернули, и на то, где будут жить выпускники детских домов, всем стало наплевать. Крутись, как хочешь. Я подрабатывала продавщицей в овощном, снимала крохотную комнату. Сосед алкоголик, и прочие прелести жизни. А потом магазин закрылся. В кошельке осталось совсем немного, через месяц платить за аренду было бы нечем, есть не на что. Пришла домой, разревелась от души. И тут появился этот… утешитель, мать его. Сосед. Пьяный, как всегда. Не реви, говорит, что–нибудь придумаем. И полез. Еле вырвалась, убежала из дома. И что, куда мне? Возвращаться страшно, да и смысла нет. Вот и вспомнила, что по телевизору говорили. На последние гроши купила билет, и сюда.
Я слушал, и душа леденела. Уж на что всем нам несладко пришлось, но это… Так вот почему она так расстроилась из–за тех ботинок, что Лешка себе забрал! А я‑то, дурак, не поддержал ее. Но как угадаешь? С виду девчонка аккуратная, воспитанная, кто ж знал, что она в таком кошмаре жила.