— Чего ты хочешь? — я вздрогнул — настолько неожиданным был его голос для меня сейчас.
Я подумал стоит ли отвечать. О чём мне говорить с ним? Потом подошел, совсем близко, и наклонился к его лицу:
— Я не делаю ничего такого, чего бы не делали вы с нами.
Больше он ни сказал ни слова…
Стемнело.
Нужно было развести костер — да он не смог бы гореть долго, но хотя бы какое-то время мне было бы теплее. Наскоро поел — выглядело это конечно демонически — ночь, окровавленные штыри, уродливое искорёженное тело висящее на них, лужи крови и человек весь измазанный ею, жадно поедающий почти сырые куски мяса.
Сейчас бы селфи.
Достал пару капельниц. Искать вену у дроман не имело смысла — под жесткой кожей, в которую с большим трудом входила игла, они совершенно не проглядывали. Пришлось втыкать иглу несколько раз, пока, наконец, по прозрачной трубке не потекла черная жидкость.
Клапан я пока перекрыл — время вливать в себя эту мерзость еще не пришло. На пол между костром и распятым дроман бросил сложенную палатку — она должна была стать моей постелью на следующий месяц. Отоа говорил что я ничего не буду чувствовать, но мне хотелось дать своему телу хотя бы минимум комфорта.
Рядом поставил двухлитровую емкость — в неё я буду сливать свою кровь. Как только она наполнится перекрою клапан капельницы ведущие в неё. И открою клапан который будет отдавать мне кровь дроман. Я знал что в этот момент я буду очень слаб, но надеялся, что найду силы на это последнее моё действие, которое требуется для старта Ритуала.
Лишь бы не потерять сознание.
Тогда конец.
Я вдруг испугался этого. Нельзя было сливать кровь слишком быстро — мой организм не справился бы со стрессом быстрой кровопотери, а смерть в мои планы не входила. Избавляться от половины своей крови предстояло медленно, очень медленно… за это время я вполне мог незаметно потерять сознание.
Что найдет Аиша в таком случае через месяц когда окажется здесь? Два гниющих трупа.
Вот такой сюрприз.
Меня невольно передернуло когда я представил эту картину.
И совсем не романтично — даже цветов не набрал.
На самом деле я вовсе не был в игривом состоянии — слишком страшно. Страшно не выдержать боль, которая по словам Отоа была невыносимой, страшно умереть, умереть вот так глупо, по свой воле и не в бою.
Ну и конечно как всегда бывает в таких случаях из уголков подсознания приходила соблазнительная мысль остановиться.
«Еще не поздно» — шептала она, — «ты можешь сейчас сесть на коптер и через час будешь дома в своей большое квартире на административном этаже нежиться в большой каменной ванне в играющей пузырьками минеральной воде».