Из дому Любовь Никитишна, ни ногой, днями напролёт, она сидела напротив ящика и краем уха слушала телевизионные передачи, впрочем, как и сегодня. В квартиру Витасик ступил осторожно, в прошлый раз, он невольно напугал старушку до полусмерти и впредь старался не шуметь понапрасну. Пугать людей в почтенном возрасте всегда чревато последствиями, иначе один неверный шаг и здравствуй больничная палата, мандарины и шунтирование сердца. Хоть Витасию и становилось не по себе от одной мысли повторить массаж ступней, усердно вминать затверделую корку на пятках, ласково перебирать в ладонях мозолистые пальцы, вдыхать ноздрями прелый запах немытых ног, однако он не желал Любовь Никитишне увидеть больничную койку.
В квартире усиленно пахло старостью, и ни одна роза не в силах перебить гнетущий запах пережитка прошлого. Благоухание растений, тут не при делах, в квартире явная нехватка новизны. Советские обои, линолеум эпохи Палеозоя, пузатый телевизор, ковёр на стене, ну и главный атрибут минувших лет, чехословацкая стенка, вот же чудо воплоти, страны и в помине нет, а стена стоит и не жалуется, не то что, чехи со словаками в 93-м.
Стенку Витасик обходит стороной, но неспроста, Любовь Никитишна не подпускает, иначе следы останутся. Годом ранее Витасик отважился ощупать руками своего ровесника, но тотчас пожалел о содеянном. Старуха подняла ор на всю квартиру и дала ясно понять, что с ней шутки плохи: «Ежели кто, стенку мою тронет! Тому руки я оторву и волкам скормлю. Мало не покажется». Она хоть и слепа на оба глаза, но слух у Любовь Никитишны будь здоров, чихнёшь ненароком, за версту учует.
Витасик дал чехословацкой стенке шутливое прозвище – домашний музей. Смотреть можно, трогать нельзя. А сколько посуды хранилось в недрах той стены, уму разуму непостижимо. Но всё же пила Любовь Никитишна, исключительно из кружек, к хрустальной посуде, она не прикасалась, словом антикварная лавка.
–Николя, это ты?– хрипатым голосом разразилась Любовь Никитишна.
Почему именно Николя, задавался вопросом Витасик, быть может, у неё и впрямь есть внук со схожим именем.
–Да, бабуль, здравствуй.– ответил Витасик.
Как она меня учуяла, негодовал Витасик, не женщина, а слуховой аппарат.
–Разлюбил ты бабушку родную? Да!? Вон оно как получается…
–Да брось ты бабуль. Люблю я тебя.
–Был у меня в школе ученик один, проказник сущей воды. Помнится мне, стряслась беда, кто-то из учеников, насобирал в лесу змей, притащил их в школу и на перемене устроил переполох масштабов вселенной. Но всё обошлось, к счастью… Змеи яд не выделяли, и на учеников не бросались, вполне себе безобидные существ, но жуть до чего мерзкие. И что ты думаешь, эти змеи, разбрелись по школе и столько шуму наделали, пришлось уроки отменять. Мальчуганы-то ладно, им всё нипочём, а девки, юбки задрали и давай по школе носиться, орать, что, мол, змеи ядовитые. Захожу, я значит, обратно в класс, а там змея ползёт мне навстречу, а ученики, поголовно все на партах. А ну-ка по местам, кричу я на этих бестолочей, а они ни в какую. Ни одна душа не шелохнулась, смотрели на мои ноги, как заворожённые. Змея, дружно крикнули ученики. Да, я вижу, что не собака. Поднимая я змею, и ухожу прочь из класса. С тех самых пор, меня величали, укротительницей змей.