Кухня походная наша израсходовала последний ящик лапши и больше варить было нечего. Представьте себе вид этой деревни: под каждым кустом, деревом и около домов, за их стенами что-нибудь было укрыто из техники. На каждого человека было вырыто не менее четырёх окопов. Народ имел возможность маневрировать от одной окраины к другой и быть везде укрытым от пуль и осколков. Танки обстреливали атакующих немцев прямой наводкой. Плотность пулемётного огня была настолько велика, что после нескольких атак у них не стало желания беспокоить нас. Но наша ударная сила для прорыва вперёд была недостаточна. Что же делать дальше, вопрос стоял ребром.
На следующий день, перетреся сухарные мешки, мешки сахарные, собрав и поделив все эти крохи, народ собрался стихийно около капитана, и вот этот вопрос стал на повестку дня, как жизненная необходимость. Получилось что-то вроде колхозного, или какого другого собрания. Обращались к капитану, как к старшему со всевозможными вопросами, и тут же давали всевозможные советы. Выяснилось, что у капитана есть топографическая карта этой местности, потребовали её на стол. После изучения её обнаружилось, что из деревни, которая расположена сзади нас, идёт просёлочная дорога на город Кременец. Было решено выбить немцев из этой деревни любой ценой. Но чтобы иметь как можно меньше потерь, решили атаковать глухой ночью.
Около часу ночи начали движение, соблюдая все меры предостережения. Перешли железную дорогу на берег речки. Под прикрытием железнодорожной насыпи, двинулись в сторону деревни, занятой немцами. Потом потихоньку обошли деревню с трёх сторон. Четвёртая сторона, где была расположена гора, нас мало тревожила, туда драпать было не целесообразно. Скрытность, внезапность была обеспечена, а это был наш главный козырь. Часов около двух ночи, когда уже наши люди были возле самых хат с немцами, а они беспечно спали, и вот, взметнулась в воздух красная ракета, и все одновременно рванулись в деревню. Из всех видов оружия открыли огонь! Немцы выскакивали на улицу в одном нижнем белье и не все с оружием. С десяток немецких танков захватили наши танкисты, да с десяток переизуродовали, вывели из строя. Живую силу уничтожили и огнём и штыком. Очень немногим удалось уйти от смерти.
Я же действовал на ближней к ним окраине. За деревней, вернее в поле, во ржи стоял немецкий танк. Мы прошли в стороне, и не заметили сразу, или не обратили внимания. Но когда началась стрельба, он сразу открыл пулемётный огонь, но так, абы стрелять, а куда – всё равно. И вот, когда я подбежал к нему, он стрелял в поле, вокруг себя. А на танке уже был наш человек. Шофер, грузин, с нашего транспортного батальона отвязывал кувалду. Отвязал кувалду, поднялся на башню и ударил кувалдой по концу пулемётного ствола. Загнул его крючком. Потом оседлал ствол пушки и начал усердно колотить по венчику пушечного ствола. Я же набрал на пилотку земли и говорю ему: «Слушай браток, зря потеешь. На-ко вот, всыпь им в ствол и пусть они стреляют». Он взял мою пилотку, всыпал землю. В этот момент с чердака ближнего к нам дома, застрочил автомат. Я занялся этим автоматчиком, сделал несколько выстрелов по крыше, она была соломенная, а стрелял я зажигательными пулями. Когда крыша загорелась, я подбежал к хате, чтобы контролировать выход из неё. Ждать пришлось не долго, огонь быстро выкурил фрица.