Пока было темно, все стояли спокойно и ждали своей очереди. Но когда рассвело, и открылась вся эта картина, стало ясно, что тут предстоит хорошая баня. Простояли часов около двух, и нисколько не продвинулись по направлению к мосту. Народ стал волноваться, а дело не менялось. Потом появилась немецкая авиация, бомбили мосты и скопление техники на берегу. Начались пожары. Истребители шныряли над водой, обстреливали лодки и лодчонки из пушек и пулемётов. Люди, сидевшие в лодках, при пролёте истребителей наклоняли головы, чтобы их не сбили плоскостями. Лодок было мало, да и те вскоре все оказались на левом берегу. Перегонять их на правый берег желающих не было. Вскоре немецкая артиллерия закрыла движение по железнодорожному мосту. Насыпь перед мостом была высокая и длинная, так что выехать на неё в любой точке невозможно. На насыпи и расстреливалось всё, что по ней двигалось. Потому вскоре она стала не дорогой, а кладбищем.
Понтонный мост ещё работал, все устремились на него. Пытались ли контролировать немцев и отбросить, хотя бы недалеко, хотя бы ненадолго, мы не в курсе дела. Потому, как мы были далековато от горячей точки данного момента. У нас же на виду никто ничего не пытался предпринять, просто смотрели на понтонный мост, как на единственную ниточку спасения. Авось и нам удастся переправиться через Днепр, на тот спасительный берег. Командиром взвода у нас был младший лейтенант, и были два старших сержанта, командиры отделений, и нас рядовых около двадцати человек. Весь остальной состав нашего полка находился на левом берегу. Напряжённость нарастала, минуты казались часами, часы годами, обречённость казалась неизбежной. Где искать выход? Никто ничего не мог предложить. Разговаривать между собой уже избегали, каждый себя считал виноватым перед другими. Все смотрели в каком угодно направлении, только не в глаза друг другу. Оставалось действовать на свой страх и риск, рассчитывая на собственные силы. Я стал раздеваться, меня никто не спросил, что я намерен делать. Разделся, разложил основательно свои шмотки в узелок, пошёл к машине. Достал из-под кузова доску.
Привязал к ней свой узелок и винтовку брючным и поясным ремнём. Тогда сказал своим, что если жив буду, то пригоню лодки, ждите. И отправился через Днепр вплавь. Ширина в этом месте километра полтора, если не больше. Мне никто ничего не сказал. Опять видно было, что никто не верил в мою затею, тем более в её успех. Досочка размерами сантиметров 15 шириной и четыре сантиметра толщиной, и метра два с половиной длиной. Я нашёл её в деревне, где стояла наша ЦТС, до приказа об отходе. Я её прибрал и сунул под кузов на раму машины и привязал проволокой, чтобы не потерялась. Да так, чтобы не лезла в глаза никому. Днепр-то ведь был за спиной, а как его придётся форсировать, угадать было невозможно.