Начальства у нас в этот раз оказалось более чем много, ходили группами полковники, подполковники и так далее. Приказы сыпались один за другим, только успевай выполнять. Поступил приказ: готовиться к прорыву. Поставили впереди зенитные установки, пехота за нами и пошли на штурм. А кого атакуем, где что, расположены какие силы обороняются, ничего не известно. Вышли на поле, пулемёты стреляют. Мы тоже двигаемся несколькими цепями. Пока мы были ещё далеко, немцы молчали, а когда мы подошли близко, они открыли огонь из всех видов оружия. Пулемёты, автоматы, миномёты, артиллерия осколочными и шрапнель. Танки прямой наводкой в упор. Короче сказать, не хватило нас и на полчаса. Расстреляли нашу толпу, мало кому удалось вернуться. Часа через два пошли снова, но в другом направлении. Пошли опять цепями по ровному, почти чистому полю. Идти до предполагаемого противника метров 700–800.
Поле паровое, не засеяно ничем, покрыто редкой низенькой травкой. Когда я оказался на средине поля, откуда-то издалека стала бить по впереди идущей цепи тяжёлая немецкая артиллерия. Первыми же залпами попали именно по цепи, но больших потерь не принесли. Снаряды били, видимо, на фугас, потому, как рыли огромные воронки, больше, чем в мой рост глубиной. Продукты взрыва, осколки, земля, чёрный дым взлетали очень высоко вверх своеобразным конусом. И вот один, не забываемый для меня случай: мой взгляд был обращён на впереди идущего человека в цепи. Шёл он спокойным, ровным шагом, с винтовкой наперевес. И вот взрыв снаряда именно на том месте, где был этот человек. Поднялся очередной чёрный конус, потом дым от него рассеялся, земля, осколки улеглись. Через некоторое время я подошёл к этому месту, остановился около воронки, осмотрел воронку и местность около неё, но признаков чего-то человеческого не обнаружил никаких! Как бы и не было человека! Но я-то своими глазами видел, что он был! И не просто был! Он ведь был чей-то сын, муж, а может и отец! Вот так, в один миг его не стало! И никто не напишет матери, жене, детям, что, мол, ваш сын, муж, отец погиб смертью храбрых в боях за родину под или за село Оржица, что в Киевской области.
Потом нас накрыли пулемётным огнём, а хорониться некуда, поле как стол, ровное, голое. Прижались к земле. Народ убывал с каждой минутой. Рядом со мной ранило в ногу, около паха, разрывной пулей мощного солдата. Он попросил меня: «Браток, помоги пожалуйста, перевяжи рану». Я подполз к нему, рану перевязал, израсходовал два перевязочных пакета, его и свой. Потом попытался тащить его. Он далеко тяжелее меня. Я сам еду, а его с места сдвинуть не могу, а голову поднять нельзя, пули летят роем. Потом подполз к нам ещё солдат, поволокли мы его вдвоём. Волокли далеко, метров двести. Приволокли в низинку, где пули не могли зацепить, если продышаться, потом закурили. Посидели минут пяток. Подбегает к нам какой-то лейтенант, кричит: «Что вы тут делаете?»