Мы стали рассказывать, что к чему. Он не стал слушать, кричит: «Вперёд!» Ну, говорим, вперёд, так вперёд. Он в полный рост вышел из низины на поле. Мы шагаем за ним в низинке пригнувшись, а когда стали выходить на равнину – ползком. Лейтенант сделал несколько шагов и упал без каких-либо признаков жизни. На поле ни около нас, ни впереди никого не было видно. Мы отползли опять в низинку. Того раненого солдата не было тут, где мы его оставили. Мы подались по низинке к селу. Больше не встретили желающих идти вперёд. Вскоре пулемётная трескотня стихла. Народу в селе было ещё очень много, но в нашей роте осталось уже около половины людей. Один солдат из нашего отделения, не помню его фамилию, оказался ранен в живот. Лежал под небольшим кустом, в тени. Просил вначале пить. Потом, к вечеру, стал просить всех нас по очереди, чтобы его пристрелили. Настолько мучительны были его боли.
Врачей не было. Или не подавали виду, не хотели браться за тяжёлое дело. Раненые мучились без квалифицированной помощи. Продовольственных запасов не было, питались кое-как, кто что, где достанет. Где кусочек сухаря, где кусочек сахара, или что-то удастся слямзить с огорода местных жителей. Приют для людского состава был на крутом косогоре, поросшим небольшим лесом, вдоль небольшой речки, что шла через село. Этот косогор был весь изрыт окопами.
Стенки между окопами оставляли 15–20 сантиметров толщиной. После того, как немцы стали обстреливать наш бивуак шрапнелью, каждый солдат искал, чем бы прикрыть своё убежище. Сначала использовали все пустые ящики. Потом стали ломать всякие заборы, потом стали таскать из посёлка двери. Устроились вроде надёжно, так нет, немцы стали беспокоить. Теперь стали они наступать, нам пришлось отбиваться. Танки, правда, не использовались ни с той, ни с другой стороны. У нас их просто не было. У немцев не знаю, были или нет, но здесь на косогорах они их не применяли. А на равнине мы обороны не имели. Артиллерия нам тоже не причиняла вреда: снаряды или перелетали наш косогор и рвались или в селе, или за селом. Или не долетая до косогора, рвались в поле.
Когда нас атаковали немцы, мы их не обстреливали на подходе, а пустили подойти вплотную к нашим укрытиям. Потом ударили в штыки, и не знаю, ушёл ли кто-нибудь, уложили всех. Потом, на третью ночь нашего пребывания в Оржице, в сумерках подошли к нам группа старших офицеров, полковники и подполковники. Было их человек пять-шесть. Кто они, мы их не знали, Может наши, а может переодетые немцы. Собрали нас поближе в кучу, стали говорить, что немцы собирают кулак для нападения, решающего удара. Что не сегодня-завтра ударят. Нам же обороняться нечем. И рубеж для обороны не подходящий. Поэтому необходимо уйти сегодня ночью. Вниз по речке поведём мы.