Очевидно, для авиаторов. Масштаб не помню, но примерно километров двадцать-тридцать в одном сантиметре карты. Нанесены на ней крупные города и населённые пункты районного значения. Дороги, реки и речушки, выделены лесные массивы, болота. Сетка нанесена широкими бледнорозовыми, едва заметными линиями. Потом нанесены тонкие чёрные линии, обозначенные силуэтами самолётов. Видимо, маршрутные линии. Начиналась она где-то с Украины, и кончалась где-то близ Урала. Я выбрал себе маршрут туда, где не было ни дорог, ни населённых пунктов. Короче, стремился в пустоту. О немцах собирал сведения у местного населения, и у тех, кого встречал на своём пути.
После Киевской области проходил по Полтавской и Сумской. Проходил около городов Лубны, Ромодан, Годяч, Зеньков. Намеревался пройти между Ахтыркой и Тростенцом. Да где-то или сбился с маршрута, или ещё как, трудно сказать, ведь компаса у меня не было. Погода стояла облачная, хмурая, дождливая. Ориентироваться было трудно, сложно. Только подошёл я лесной дорогой близко к городу Тростенцу. Километрах в полуторах или в двух, встретил двоих пожилых мужчин с окрестных деревень видимо. Я спрашивал у них, кто есть в городе? Немцы, или наши? «Нэма никого. Наши ушли, як два дни, а немцев ще не бачили». Тут я совершил роковую ошибку, не проверил этих сведений. И пошёл на город. Когда я вышел из лесу на поле, до окраины города было около километра, или метров восемьсот. Движения людей на окраине не было. Совершенно тихая, мирная обстановка. Поле было засажено картошкой.
На дороге, между городом и лесом было брошено несколько наших «Захаров» с боеприпасами, или они были неисправны, или застряли в грязи. Я не обратил внимания. Прошёл я около половины расстояния от леса до окраины, как заметил вдали по улице движение вооружённых людей. Не одного, двух человек, а десятка два-три. В этот миг моё сердечко куда-то быстро опустилось, ноги с трудом слушались. Я почувствовал, что дело моё плохо. Мысли работали с быстротой молнии. Что делать? Где выход из этого дурацкого положения? Но на моё счастье метрах в трёхстах от окраины оказался отворот. От большой дороги шла еле заметная, малоезженая дорога в лес, или вела куда-то в деревушку, мне не ведомо. Только я ей воспользовался, как утопающий за соломинку.
Повернул я на неё, на мой взгляд, внешне я не проявил ни замешательства, ни других каких признаков неуверенности. Сделал я шагов десятка два, меня окликнули: «Русь, кома я». Я продолжал шагать, не обращая внимания на окрик, как бы меня это не касается. Последовал новый окрик. Я остановился. Среди картофельного поля стоял немецкий ефрейтор. Жестом руки подозвал меня к себе. Расстояние между мной и им было метров 150. У меня в пазухе лежал пистолет ТТ. Подойти с ним, это бы тут же получить пулю в черепок. Надо расстаться с ним, во что бы то ни стало. Действовать руками на виду у фрица невозможно. Я убрал живот, стал шагать на пятки, как на деревянных ногах. Пистолет поехал вниз, через несколько шагов выпал и остался лежать в картошке. Ефрейтор был не один, как я и предполагал, с ним рядом лежали два солдата за пулемётом. Повернуть назад, броситься наутёк, было невозможно: из-под пулемёта, не уйдёшь! Я это чувствовал всем своим существом. При обыске у меня забрали деньги, маленький блокнотик, ручку-вставку, перочинный нож. А вот карта сохранилась.