Несмотря на полный успех засады, Милован продолжал переживать, что часть татар ушла. В то же время радовало то, что засада обошлась для его людей почти без потерь. Убитых не было вообще, а среди восьмерых раненых только один тяжело. Ему татарская стрела попала в грудь и он лежал в бреду без сознания… Назад поехали большим обозом. Более десятка самодельных саней, нагруженных добычей, все оружники верхом на татарских лошадях. По пути спугнули несколько татар. Видимо они, когда началось избиение, не стали прорываться вперед, а повернули назад. За ними погнались стали стрелять из луков. После того как троих выбили из седел, остальные побросали лошадей и попытались скрыться в лесу пешими. Но их быстро догнали на снегоступах и добили… всех кроме одного. Он пронзительно закричал по-русски с характерным акцентом:
– Не убивайте меня, я не татарин… я толмач… я вам пригожусь!!
Пленного, оказавшимся молодым парнем, привели к Миловану, тот стал его расспрашивать. Пленный поведал, что он булгарин, и его татары взяли в плен год назад во время разгрома его родины Волжской Булгарии. Узнав, что он с булгарскими купцами не раз ходил в русские княжества и знает русский язык, его взяли с собой в качестве переводчика.
– Как же они дорогу вызнали, как до нашего села добрались? – первым делом задал наиболее интересующий его вопрос, Милован.
– Они про то специально выведывали у кого только могли. Тысячник Мансур хотел тебя князь наказать за то, что ты его в бою на реке Сити опозорил. Он у всех пленных, что ему попадались вызнавал, кто что знает, а я переводил. Всех выспрашивал и смердов и купцов, – охотно отвечал булгарин.
– И что же они про меня и село мое рассказали? – Милован переглянулся со стоявшим рядом Жданом и усмехнулся.
– То, что ты, князь, был в немилости у Великого Князя, что он тебя за князя не считал, – толмач отвечал уже несколько смутившись.
– Эй, сажайте-ка его на сани, а я с ним поеду…
Милован слез с коня, отдал повод Любиму, а сам сел на сани груженые кусками материи, взятыми из мешков убитых татар. Туда же посадили и пленного.
– Может, связать его, княже? – подозрительно смотрел на толмача Любим.
– Не стоит… он же никуда не побежит, верно!? – с усмешкой обратился Милован к булгарину.
– Некуда мне бежать, – толмачь, с безысходной грустью в глазах, опустил голову.
Обоз вновь тронулся, а Милован продолжил расспрашивать пленного.
– Что еще, про меня рассказали, говори все без утайки, – Миловану не хотелось, чтобы рассказ толмача узнал кто-то кроме него, потому он и «уединился» с пленным.