– Значится, это твоя баба, получается, с белогвардейским поручиком в тайгу сбежала,– выразил предположение Степан.– Наверняка, уже оба в Маньчжурии, Смирновскую водку пьют. Получается, что и я тебя знаю, и Федя тоже. Вот посмотри-ка, как один выбитый глаз на лице сразу же меняет обличие человека. Ну, пусть там… не человека, а «зелёного» стрелка или большевика. Не важно. А ты нас-то помнишь?
– Чего не понятного? – Сказал Митроха.– Все вы трое мне знакомы. Бывало, что, и самогон с вами пил. В добрые царские времена.
– Да, Митроха, друг, точно, что баба твоя с хахалем уже за кордоном,– вздохнул Фёдор.– Но за их, баб, страдать – переживать совсем не здорово.
– Я и не страдаю… никоим образом,– заверил анархистов Митроха.– Просто, из принципа ищу их. Я знаю, что они здесь, в тайге укрываются. Покуда никуда не ушли. Вот прикончу, приговорю их, а там уж домой, в Оглонги. Их гибель – и есть мой клад и одновременно праздник для души.
– Детишки у тебя ведь с ней имеются, совместные, – сказал Фёдор.– Вроде, так.
– А как же! Двое,– радостно засмеялся, Митроха,– девки! Я их со своими маманей и папаней оставил. Они покуда крепкие старики.
– Глаз-то тебе где, Митроха, вышибли? – полюбопытствовал Степан. – Или не помнишь, где и как?
– В Николаевске. Где же ещё! То ли белые, то ли японцы, то ли ваш брат, анархисты,– сказал Митроха,– не разобрал. Кого-то мы там ночью атаковали. Темно было, не разглядел.
– Ты, всё одно, нам, Митроха, в поход за кладом не подходишь,– поразмыслив, пришёл к определённому убеждению Григорий. – У тебя лошади нет.
– Я же вам сообщил про свои первостепенные задачи. Не имею желаний с вами никуда шагать. А лошадь у меня имеется. Она за мною завсегда повсюду ходит, и редко я на неё сажусь. Токмо по надобности. Так лучше. Безопаснее зачастую,– пояснил Митроха и свистнул.
Из-за деревьев показалась молодая каурая кобыла при полном походном снаряжении и, видать, норовистая. Лошадь, опустив голову вниз, послушно подошла к людям.
– Моя Милка,– отзывался с уважением и любовью о своей любимице Митроха,– меня никогда и нигде не выдаёт. Себя без надобности не показывает. Всё нужное я загрузил на её спину. Я на соседнем, Машнинском зимовье, топор и пилу прихватил. Хозяина зимовья давно в живых нет. Кербинские большевики удавили. А всё мне в дороге, то бишь, в поисках полюбовников сгодится.
– Хитёр бобёр,– ухмыльнулся Григорий, – ты ведь с нами, получается, заранее собрался в путь, Митроха. У нас тоже всё имеется – пила и топор. Но твоё совсем не помешает. Знаем, что, и деревья валить придётся, и плоты вязать, и по ночам, может быть, идти.